уничтожал  разреженные моуравские дружины  в
замках-крепостях Верхней  Картли,  которые  занимал  и  настойчиво укреплял.
Особенно много сарбазов под начальством юзбаши и  онбаши осело в Викантбери,
Али, Сурами, Кехви.
     Окружив Георгия Саакадзе кольцом непреодолимых препятствий, Хосро-мирза
стремился отрезать азнаурам путь к царствам и княжествам Западной Грузии.
     Этот  беспрепятственный захват  почти  всей  Картли  еще  больше убедил
князей в  необходимости запереться в  своих замках и выжидать,  чем кончится
борьба "барса со львом".  Ибо в  одинаковой мере страшились владетели "обоих
хищников"...
     Казалось,  Хосро  не  замечал  двойственной политики  владетелей и,  по
совету  Шадимана,  отправил  пятьсот  отборных мазандеранцев князю  Кайхосро
Бараташвили -  владетелю грозной  крепости  Биртвиси.  Гордый  аристократ не
признавал  ни  Моурави,  ни  царя  Симона,  но  вел  дружеские  переговоры с
Хосро-мирзою,  царевичем Багратидом.  Еще  раньше Хосро расставил персидские
отряды вокруг Тбилиси,  значительно укрепив селения Лиси и Цодорети. Грабить
Хосро запретил,  но разрешил "просить", ибо население обязано кормить войска
на  постое.  Изнемогая,  крестьяне  отдавали  последнее и  призывали Моурави
спасти их от персов, которые, ласково поглаживая рукоятки сабель и ханжалов,
беспрестанно "просили"  кормить  их  и  одаривать  подарками.  Рассыпаясь  в
благодарности и  учтиво  кланяясь,  брали  сарбазы до  последнего котла,  до
последнего паласа -  онбаши,  до последнего ковра - юзбаши. И приверженцев у
царя Симона становилось меньше и меньше.
     Но кто из мудрых,  а  не глупцов,  в  знойный день заботится о  меховой
папахе, а в ледяную стужу - о кисейных шароварах? Хосро-мирза причислял себя
к мудрым и поэтому спешил к владениям Зураба Эристави.
     Гортанный говор и ржание коней взбудоражили ущелье, даже орлы, оставляя
каменные гнезда,  взлетали в  прозрачную синь.  Даже  воды  Арагви,  сердито
клокоча,  перепрыгивали через  валуны и  отбегали вдаль.  Даже  сочные травы
долин  пригибались к  земле и,  казалось,  упрямо увертывались от  вражеских
коней.
     Но где?  Где же сыны Картли? Ликовали иранцы: все смолкло перед грозным
именем шаха Аббаса.
     Хосро-мирза беспрепятственно прошел Душети,  Ананури,  усилил стражу на
Жинвальском мосту  и  одну  часть  войска  перебросил на  Ломисскую высоту и
Ксанское  ущелье,  а  с  другой  направился вверх  по  Пасанаурскому ущелью,
сомкнув  у  скалистой тропы,  вьющейся над  Арагви,  кольцо  и  окончательно
отрезав грузин-горцев от долин...

     Одиноко чернело бревно  на  берегу Ностури.  Не  собирались здесь  деды
потолковать о  земле,  поговорить о  свойствах зверей.  И  яркие  костры  по
вечерам  не  освещали  знакомые изломы  берега,  где  тихо  шелестел листвой
серебристый пшат и причудливо свисали плети пряной ежевики.
     Ностевцы торопливо возводили новые укрепления.  И  стар и мал укрепляли
защитную линию башен на подступах к Гори, еще не занятому персами. И в самом
Носте не  было сна:  из  войлока выделывались подпанцирные накладки,  шились
бурки, походные цаги, подвозилось оружие, которое старательно раскладывал на
десятки и  сотни дед Димитрия -  уже совсем седой,  но по-прежнему быстрый в
движениях, с неугасаемым огоньком в живых глазах.
     Вооруженные  копьями,  шашками  и  самострелами  ностевцы  толпились  у
заставы,  то  и  дело отодвигая в  сторону огромный брус и  пропуская конных
азнауров.
     Еще  не  слышались здесь  раскаты  исфаханских пушек,  не  вылетали  на
гребень холма, горяча скакунов, краснобородые кизилбаши, с тем чтобы взмахом
кривой сабли  или  ядовитой стрелой вызвать богатырей гурджи на  смертельный
поединок;   не   проходили  бесконечные  тысячи,   предавая  огню   и   мечу
многострадальную землю, не рушились стены, и склоны гор окрашивала не кровь,
а беспредельные ковры маков.
     Но в самом воздухе уже ощущалось тревожное дыхание войны.
     У  поворота дороги на  пригорке раскинул тенистые ветви  столетний дуб.
Наконец Носте!
     Сосредоточенные,  угрюмые,  суровые,  въезжали азнауры в замок. Кое-где
мелькнет нарядная куладжа или  лихо  сдвинутая набекрень папаха,  но  больше
мрачной синевой отливают кольчуги и  шлемы,  топорщатся бурки,  еще отдающие
запахом овечьего руна.
     Собрались ближние азнауры выслушать возвратившихся Даутбека и Димитрия.
Какой  ответ  с  гор  принесли  "барсы"?  Даутбек  немногословно рассказал о
вероломстве Зураба. Скованы горы, близок Хосро-мирза.
     Недоумевали азнауры,  почему Зураб, зять царя, оказывает помощь персам,
с которыми воюет царь?  Саакадзе саркастически улыбнулся, - для него не было
загадкой происшедшее:  честолюбец не рискнет своим владением даже ради бога.
Мысль о  спасении Картли тоже не  тревожит арагвинца:  царь Симон ему  ни  к
чему!  И Моурави лишний для него,  ибо,  пока он жив,  не стать Зурабу царем
горцев. Значит, прямая выгода избавиться и от беспокойного Моурави.
     Хевсуры не придут!  В  развернувшихся военных событиях был дорог каждый
час.  Азнауры немедля рассыпались по Средней Картли, не занятой кизилбашами,
снова и  снова призывая всех от  мала до  велика под копье.  Дороги и  тропы
заполнили  кони,