ний моих?!  О  всемогущий алла!"  -  "Яалла!"  -
трепеща от ужаса,  воскликнули ханы. Пламя разгоралось в глазах шах-ин-шаха:
"О  всесильный!  Вложи в  мое сердце свирепость раненого тигра!  Взметни мою
мысль страшным огнем!  Вложи в  мою  руку  карающий меч  Мохаммета!  Разбуди
шайтана,  и  пусть  раскаленными крыльями  гонит  он  неверного Саакадзе над
пропастью ада!  Нет,  о аллах,  подскажи мне мщение, от которого застонал бы
камень!.. Я слушаю тебя! О алла!" - "Яалла!" - трепеща от ужаса, воскликнули
ханы...  Господин  Пьетро  поднес  чашу  с  холодной  водой  к  белым  устам
Сефи-мирзы.  Пока царевич молчал,  прикрыв глаза,  Пьетро зажег три  высоких
свечи.
     Я склонился ниц,  -  продолжал царевич. - В благоговейном безмолвии все
взирали на "льва Ирана",  а он распростер руки, и ханы верили, что он слышит
голос аллаха.  Вдруг лицо шаха посветлело. Рядом со мной облегченно вздохнул
Караджугай-хан:  "Аллах подсказал "льву Ирана" радостную месть".  Шах  Аббас
взошел на мраморное возвышение:
     "Где достойный сын достойного отца?" - Он грозно оглядел молящихся.
     Али-хан шарахнулся к выходу. Вскоре в мечеть бесшумно вошел Паата. Я не
узнал голоса шах-ин-шаха, так вкрадчив был он и так зловещ:
     "Паата, мой любимец, где отец твой, Георгий Саакадзе?"
     "Великий шах Аббас, - мужественно ответил Паата, - ты сам послал его на
поле чести".
     "Не тяготит ли тебя разлука с твоим воинственным отцом?"
     "Любой путь на родину будет мне усладой".
     "Паата, ты радость моих глаз, - свирепо и ласково говорил шах. - О, как
надменно ты поднял голову!"
     "Я сын Георгия Саакадзе!"
     "Мой тигренок,  выскажи мне,  твоему покровителю,  что ты хочешь иметь,
отправляясь в далекое путешествие?"
     "Меч и щит моего отца!"
     "Молись!!!"
     Благородный Паата бесстрашно осенил себя крестным знамением. Повелитель
Ирана яростно схватил светильник и швырнул. Я пал ниц, за мною ханы..."
     Циала провела рукой по лбу:
     - Сефи-мирза протянул мне пояс:  "Передай ханум Русудан.  Этот пояс был
на  Паата в  мечети.  Мой  верный раб  выкупил его у  палача..."  Сефи-мирза
поклонился католику, закутался в черный плащ и исчез в нише.
     Циала  вынула лежащий на  ее  груди  пояс,  поцеловала долгим поцелуем,
словно  прощалась,  и  положила на  колени Русудан,  продолжавшей неподвижно
сидеть на ковре.
     Опять  молчали,  боясь  вспугнуть  священную тишину,  которая  навсегда
смежила молодые глаза Паата. Русудан взяла пояс, обвила вокруг шеи и властно
проговорила:
     - Георгий,  прекрасная душа Паата отлетела в вечность,  тело его должно
быть перевезено сюда и похоронено в Эртацминдском монастыре, где покоится...
     - Твое желание будет выполнено, моя Русудан.
     Саакадзе велел слугам зажечь боковые светильники и  расстелить скатерть
на ковре.  Посередине, на огромном серебряном блюде, стоял жертвенный олень,
зажаренный на окропленном святой водой вертеле; на развесистых рогах мерцали
желтые огоньки.  И рядом,  до краев наполненная красным вином, пенилась чаша
Паата.
     Тризну устроил Саакадзе по древнегорскому обычаю, как завещала для себя
когда-то бабо Зара...


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     В   книгохранилище  Метехского  замка  по-прежнему  бабочки  играли  на
вытканных пальмах, а на черном дереве ниш поблескивали перламутровые листья.
Виднелись те  же массивные рукописные книги,  гуджари.  И  лишь в  восточной
угловой нише прибавилось два свитка:  жизнеописание царя Георгия Десятого из
династии Багратидов и жизнеописание царя Луарсаба Второго.
     Правитель Кайхосро в царском наряде рассеянно повторял:
     - Определение о воинской повинности?..  Чеканка новых монет?.. Закон об
объявлении  караванных  дорог  достоянием  царства?..  Указ  об  ограничении
пошлин?.. Повеление о снятии рогаток в княжеских владениях?..
     - Что удивляет тебя,  Кайхосро?  Определение о воинах,  обязанных перед
родиной?  А  разве  оно  не  подготовлено временем?  Разве  царица Тамар без
постоянного  войска  могла  бы   выиграть  Шамхорское  сражение  и   разбить
могущество алеппского султана Нукреддина? А разве Давид Строитель не счел за
благо  создать войско  в  шестьдесят тысяч  мечей  для  одержания знаменитых
побед?
     - Но   ты,   Моурави,   без  постоянного  войска  выиграл  Сурамскую  и
Марткобскую битвы.
     - Когда отечество в опасности,  народ творит чудеса.  Но какая разумная
власть станет рассчитывать лишь на благородный порыв необученных дружин?
     - Моурави, я с благоговением внимаю тебе, но разве князья согласятся на
такой закон? Ведь крестьян для войска придется брать из княжеских владений.
     - Я радуюсь, мой Кайхосро, твоему пониманию сложности дела. Но интересы
царства  превыше  интересов  отдельных княжеств.  И  теперь  как  раз  время
заставить князей согласиться.
     - Но  я  не  разумею,  кто  будет содержать постоянное войско?  Ты  сам
говоришь - царство обеднело, казна пуста.
     - Об  этом я  тоже подумал,  мой молодой правитель.  Считаю возможным и
царских и  княжеских крестьян освободить от винной и хлебной подати на время
их пребывания в войске,  да