орая сумеет приблизить Арагви к дружественным рубежам Ирана.
     Негодующие "барсы"  наперебой предлагали утонченные кары,  Даутбек ради
спокойствия Русудан  пытался  убедить Саакадзе в  лживости "змеиного" князя:
подобная низость не свойственна гордому Зурабу. Но Саакадзе, скрывая горечь,
решительно возражал:  раз поехал к  заклятому врагу азнауров -  уже изменил.
Придется установить за  ним слежку и  по  возможности не допускать к  тайным
делам царства.
     После  бурного разговора "барсы" одобрили решение Саакадзе:  скрыть все
не  только от Русудан,  но еще больше от Зураба.  Пусть тешится мыслью,  что
Моурави,  а значит и "Дружина барсов",  в полном неведении, пусть продолжает
плести паутину, запутается в ней сам вместе с Шадиманом.
     А Магдане надо помочь избавиться от нежеланного жениха.  Когда наступит
час,  "барсы"  вспомнят слова  Вардана:  "Нет  несчастнее и  пугливее княжны
Бараташвили, как нет краше ее и благороднее".
     - Не верю! - выкрикнул Даутбек. - Разве может у змеи родиться голубь?!
     - Может!  И даже у голубя - змея, иначе чем объяснить рождение Зураба у
доблестного Нугзара?..
     Похвалив Ростома  за  пример,  Саакадзе обсудил  с  друзьями дальнейшие
действия.  Он посоветовал Димитрию усилить надзор за Арша,  а  весной станет
известно,  где  начинается  подземная  дорога  к  замку  Марабды.  Посеянные
пчеловодом зерна тыквы дадут если не плоды, то цветы непременно...

     Тбилиси ликовал.  Эти  шестьдесят дней  были зенитом славы Моурави.  Не
только  города  -  все  поселения,  местечки и  деревни  приказал оповестить
Саакадзе о военно-торговом союзе грузинских царств и княжеств.
     Немало способствовали веселью две свадьбы дочерей Саакадзе,  которые он
праздновал вместе.
     Княгиня Нато недовольна:  рассеивается внимание; но Моурави торопился -
свадьбы должны послужить поводом для съезда светлейших и царя Имерети, а это
необходимо для закрепления достигнутого им во время поездки соглашения.
     Раньше других прискакали "барсы" с семьями,  потом,  скопом,  ностевцы.
Наконец приехал и  Папуна.  Он вздыхал:  хотя и тяжело было бросить Тэкле на
своеволие  сумасшедшей судьбы,  но,  вернувшись из  Картли,  Датико  передал
просьбу Русудан поторопиться,  ибо Георгий без Папуна не поведет дочерей под
венец,  и вот он,  Папуна, переодетый шейхом, день и ночь гнал быстроходного
верблюда.
     Папуна подробно рассказал о происходящем в Гулаби:  Али-Баиндур чуть не
пустился в  пляс,  когда  азнаур  Датико  привез  от  царицы Мариам письмо к
царственному пленнику.  Золотыми  чернилами было  старательно выведено,  что
Тэкле укрылась в монастыре святой Нины,  но,  увы,  молодая царица Картли от
горя  потеряла память.  Пусть светлый Луарсаб утешится,  -  Тэкле никогда не
приносила  ему   счастья,   лучше   покориться  милостивому  из   милостивых
шах-ин-шаху, и тогда будет у него не одна, а сотни прекрасных жен.
     От  свирепого хана скрыл Датико,  что сведения о  Тэкле он сам доставил
обрадованной ведьме.  А  письмо сыну  она  написала под  диктовку настоятеля
Кватахеви.
     Али-Баиндур тут же собственноручно переписал послание царицы и  немедля
отправил в Исфахан шаху,  с злорадной припиской: "Пусть Булат-бек у себя под
усами ищет безумную жену безумного царя,  а ему,  хану, аллах послал хорошее
чутье,  и  он  знает не только что делается в  пределах его глаз,  но даже в
стенах гаремов некоторых надменных ханов..."
     Папуна говорил, что в тесном домике Тэкле все облегченно вздохнули, ибо
не прошли и две луны, как Булат-бек убрал из Гулаби своих лазутчиков, а тех,
кто рискнул остаться,  Керим,  под одобрительный смех Баиндура, лично выгнал
за черту крепости.
     И  Папуна невесело закончил:  пробраться в  Ферейдан,  посмотреть,  как
страдают угнетенные шахом кахетинцы,  он  не  успел,  ибо в  доме несчастной
Тэкле свой  Ферейдан...  Но  после свадебного пира он  все  же  проберется к
кахетинцам...
     Нетерпеливость Теймураза вынуждала торопиться,  но  нельзя  было  ничем
задевать  самолюбие  фамилии  Мухран-батони.  Саакадзе  решился  наконец  на
откровенную  беседу  с  Кайхосро.  То  сочувствуя,  то  уговаривая,  Моурави
осторожно добился бесповоротного отречения молодого правителя.
     - Мой Кайхосро,  если тебя не  тронут слезы народа -  значит,  ты прав:
церковь и князья ждут твоего ухода от сложных дел царства. Ты не оправдал их
надежд,  ибо был со мною,  а не с ними... Конечно, благородный Мухран-батони
прав,  -  можно  заставить  оружием  покориться правителю.  Пожелай  -  и  я
заставлю.
     - Честолюбие  деда   не   имеет   границ.   Нельзя   подвергать  Картли
междоусобию. И потом, я уже определил.
     Выслушав Кайхосро,  Моурави осмотрительно поинтересовался:  известно ли
правителю  намерение  католикоса  и   мдиванбегов  просить  царя   Теймураза
возглавить объединенное царство?  Оказалось -  известно:  как только Моурави
присоединил  Кахети,  азнаур  Дато,  по  благородству  своему,  шепнул  ему,
Кайхосро,  о келейном совещании католикоса с некоторыми князьями... Понятно,
заговорщики не пригласили Моурави, ибо всем известна дружба Великого Моурави
с домом Мухран-батони...  И тогда же он,  Кайхосро, дал клятву своему ангелу
покинуть чужое место...  хотя,  по правде говоря,  не лежит у  него сердце к
Тей