| |
отдаст в
служанки самой жестокосердной наложнице. Положение первой жены, завоеванное
многолетними страданиями, рассеется, как дым. А что будет с бедным
Сефи-мирзой? Стоит ли рисковать? О себе нечего и думать. Шах, конечно,
заподозрит всех в заговоре на жизнь "льва Ирана". В таких случаях перс не
церемонится ни с сыном, ни с женой, подавно с женой другого. Стоит ли
рисковать за один час встречи несчастных? Стоит, ибо она знает - это
последняя встреча.
С непривычным беспокойством отбросила Хорешани одно платье, другое.
Циала угодливо подавала ей вуаль, браслеты, выбирала ленты.
Смотрела Хорешани на расцветшее лицо девушки, и у нее крепла надежда -
все пройдет благополучно.
Эту каралетскую девчонку она выпросила у Мусаиба. Пожалела юность, но
плут Паата решил - Хорешани для него постаралась.
Узнав о "грехе" Циалы, Хорешани улыбнулась, потом нахмурилась: надо
наказать, иначе все девушки потеряют совесть.
- Я тебя от гарема зачем спасла? Хотела в Картли родным вернуть, а ты
как меня отблагодарила? Думаешь, этот глупый мальчишка Паата собирается на
ком-нибудь жениться? Где твой стыд? Без церкви на ложе мужчины легла.
Девушка смотрела на Хорешани счастливыми глазами.
"Без церкви и с церковью совсем одинаково, - подумала Хорешани, - все
же надо ударить... по щеке не стоит, знак останется..." И Хорешани
постаралась не очень сильно дать подзатыльник.
Циала поймала ее руку и осыпала поцелуями. Хорешани вздохнула,
пробурчала: "Кукушка". Вышла из комнаты и вслух сказала:
- Не она кукушка, а я. Когда кот в доме, нельзя держать открытым
молоко.
Так закончились нравоучения Хорешани. Она подарила Циале несколько
платьев и приказала каждую субботу мыть голову, иначе в таких густых косах
может завестись нечисть.
Наконец Хорешани оделась. Сейчас придет Тэкле. Хорешани остановилась на
пороге. Нет, страх за близких - не трусость. Она позвала слугу и велела
приготовить закрытые носилки.
Луарсаб сидел в покоях Тинатин. Она счастлива: до захода солнца будет
гостить у нее любимый брат.
Какие яства приказала Тинатин приготовить! Какие сладости! Ледяной
жулеп! В бассейн вылила драгоценные благовония. Может, Луарсаб захочет
освежиться...
В прохладной нише набросала атласные подушки... Может, Луарсаб захочет
отдохнуть.
Они, обнявшись, говорили и не могли наговориться.
Любовалась Тинатин братом, восхищалась его умом и торопливо передала
предложение шаха Аббаса.
Луарсаб удивленно поднял брови: Тинатин предлагает измену церкви?
Временно? А разве церковь прощает богоотступников? Ради народа? А разве
народ просит об этом?
В слезах умоляла Тинатин, убеждала, напоминала подвиги предков, ради
царства свершавших страшные дела. Пусть Луарсаб пойдет на подвиг! Церковь
одобрит и отпустит грех. Народ? Но разве народ управляет царем, а не царь
народом? Вот князья приняли магометанство, а разве народ не так же им до
земли кланяется? Как посмеет народ поднять голос против властелина?
Луарсаб грустно улыбнулся: Тинатин совсем магометанка. Ее царь -
властелин, а не раб князей. Народ! Конечно, народ наружно смирится, молча
проглотит все, что бросит ему господин. Но Луарсаб Багратид хочет народного
поклонения, хочет поддержки церкви, ибо без поддержки церкви князья не дадут
снова воцариться ему на картлийском престоле. А разве войско не народ?
Баграт изменил церкви, и если даже - не допусти Иисус - он овладеет
картлийской короной, все равно не станет царем. Церковь не признает
магометанина, значит, и народ... Что?! Что говорит Тинатин?! Тэкле?!
- Сжалься, мой брат, умоляю, сжалься над Тэкле!
- Что говоришь, Тинатин?! Ты не видела моей Тэкле, не знаешь ее сердца.
- Не видела? Она сидела здесь...
- Здесь?! Моя Тэкле?! О, говори, говори!..
- Она молила помочь Картли вернуть царя Луарсаба... Ради возвышенной
Тэкле не противься воле шаха.
- Нет, Тэкле не потребует от меня столь страшной жертвы.
- А если потребует?
Луарсаб смотрел на Тинатин,
|
|