мрут месепе, в Тбилиси нашу долю вывезли... Теперь все умрем...
     Мальчик тихо  завыл.  Георгий некоторое время  молчал,  затем  похлопал
Эрасти по плечу.
     - Зайди  в  дом  и  ложись спать.  Не  плачь,  все  месепе двойную долю
получат,  в  Носте голодных не  будет больше...  Смотри никому не  говори об
арбах. Хочешь быть дружинником, научись молчать, и конь у тебя будет.

     Распоряжение  гзири   собраться   на   церковной  площади   взволновало
ностевцев.  Окруженный народом,  гзири  только разводил руками.  Рано  утром
Папуна передал ему приказание Саакадзе.  Что задумал возгордившийся азнаур -
трудно сказать.  Даже месепе велел собрать. Вчера выборных слушать не хотел,
сегодня торжественное молебствие отложил.  Священник за народ стал просить -
нахмурился.  Такие  сведения  не  утешали.  Еще  более  взволновала дерзость
Саакадзе:  в  церковь он  не  пришел.  Сияющие Маро,  Шио и  Тэкле стояли на
почетном месте -  еще бы,  всем теперь на голову сядут. Папуна тоже не был в
церкви.  Первым заметил это Димитрий. Его мучила мысль о встрече с Георгием.
Утром друзья ждали Саакадзе,  но  он ни к  кому не пошел и  к  себе не звал.
Священника сжигало нетерпение, и не успели ностевцы лба перекрестить, обедня
закончилась и народ повалил на площадь.
     Прошло  пять  минут,   потом  семь.  Гзири  куда-то  поехал,  откуда-то
вернулся, никто ничего не знал. Народ волновался, перешептывался.
     - Что же он не едет?  С ума сошел - людей в праздник мучить, - хмурился
Димитрий.
     - Едет! Едет! - вдруг крикнули на бугорке.
     На  Георгии гордо сидела одежда,  в  которой он  был  в  день получения
царской грамоты. Шашка Нугзара предостерегающе сверкала. На окаменевшем лице
горели два  черных угля.  Рядом  на  своем любимце в  азнаурской одежде ехал
Папуна. Эрасти, разодетый, гарцевал на подаренном Папуна царском жеребце.
     Саакадзе въехал в середину круга,  осадил коня, оглядел всех, скользнул
взглядом по лицам друзей и властно начал:
     - Когда я  возвращался в Носте,  думал иначе с вами встретиться.  Но вы
сами определили мое  место.  Хорошо,  пусть будет так.  Да,  с  вами говорит
владетель Носте,  и  он  вам покажет,  умеет ли  он быть господином.  Он вас
отучит быть  рабами...  Все  родители новых  азнауров с  детьми и  стариками
отныне вольные, идите, куда хотите. Хозяйство до последней курицы возьмите с
собою. Вами нажитое - ваше.
     Толпа замерла.
     - Кто  имеет  жилища  в  наделах  сыновей,  пусть  теперь  уходит,  мне
помещения нужны. Кто не имеет, на одну зиму разрешаю остаться.
     Он  помолчал.  Народ затаил дыхание,  ждал.  Слышно было,  как ласточка
пролетела, только азнауры сдерживали Димитрия, рвавшегося к Саакадзе.
     - Никому не известен завтрашний день,  хочу прочно укрепить ваши права,
- продолжал Георгий. - Вы знаете, не все в моей власти, не все могу сделать,
но возможное сделаю. Глехи и хизани перевожу в мсахури... Потом подумаю, как
увеличить благосостояние всех. Ни у кого не собираюсь отбирать, пусть каждый
владеет своим добром...
     Толпа качнулась,  загудела, навалилась, но Саакадзе поднял руку. Улыбка
не  тронула окаменелого лица,  стальной голос не  гнулся.  Он оглядел жалкую
толпу месепе.
     - Кто старший у месепе,  выходи. Месепе дрогнули, сжались. Седой старик
с покорными глазами робко вышел вперед.
     - Сколько семейств месепе?
     - Сорок семейств,  господин,  сто пятьдесят душ,  стариков,  много. Что
делать, не хотят умирать, богу тоже не нужны.
     - Стой тут,  старик...  Крепко запомните,  ностевцы,  - в моем владении
никогда не будет месепе.  С сегодняшнего дня всех месепе переписываю в глехи
и перевожу в Носте.
     Георгий,  сдерживая шарахнувшегося коня, дал утихнуть поднявшейся буре.
Слова  восторга,  недоверия,  страха  бушевали над  площадью.  Многие месепе
рыдали, многие упали на землю.
     - Кто не хочет жить с моими новыми глехи,  может уходить,  всем вольную
дам...
     Площадь затихла, Георгий сверкнул глазами.
     - Старик,  больных теперь же переведи в Носте,  место найдем,  здоровые
пусть на  зиму  жилища починят,  весной новые выстроим...  Теперь главное...
Люди,  в  Носте есть  предатели.  Не  успел я  принять владение -  уже  воры
появились.
     - Кто, кто ворует?!
     Толпа угрожающе надвинулась.
     - Нацвали,  гзири и сборщик обворовывают меня и голодных месепе,  ночью
вывезли пять ароб зерна...
     Взлетели  сжатые  кулаки,  сыпались  проклятия,  остервенело плевались,
бросали папахи, замелькали палки, жалобно причитали женщины.
     - Е