ались.
     - Кто со мною, пусть идет, кто не хочет, пусть у Магаладзе ярмо тащит.
     И Нино, взяв Тэкле, хотела уйти. Тут Тамаз закричал:
     - Эй,  люди,  даром хлеб вынесу,  пусть девушка останется,  без  нее ни
одного не приму.
     Многие  со  слезами просили Нино  покориться,  спасти всех  от  голода,
другие угрожали втащить насильно в ворота, но Нино вынула маленький кинжал.
     - Горло перережу, кто посмеет собственность Саакадзе тронуть...
     Тамаз тогда сладко обещал никого не приписывать,  неделю даром кормить,
потом не желающих остаться отпустить.  Нине молча взяла за руку Тэкле и Маро
и повернула к Носте.  Тут всем стало стыдно,  следом за ней пошли. На другой
день  от  Тамаза  к  Нино  женщина  приходила,   хлеб,  вино  принесла,  все
уговаривала. Нино женщину выгнала и хлеб с вином не приняла...
     Когда  пришли  в  Носте,  молодежь уже  тут  была...  Убитых хоронили -
тридцать человек...  Один дом целый остался, пустой стоял, старый дом Шио...
Маро,  как увидела изрубленных, упала мертвой, сердце оборвалось... Убитых у
трех чинар в одну могилу положили,  потому узнать нельзя было... В монастырь
Кватахевский за помощью ходили,  в  Твалади ходили...  Монастырь совсем мало
дал,  говорит,  всем  деревням помощь оказали;  тваладцы четыре арбы  хлеба,
десять овец прислали.  Гогоришвили тоже много прислал, Иванэ Кавтарадзе тоже
вспомнил -  две арбы хлеба прислал,  пять овец,  сыр, вино... От своих глехи
собрал.  Иванэ  всегда  везло,  у  него  казахи  ничего не  взяли,  тваладцы
подоспели.  Только наши арбы разбойники раньше отправили.  Ни одной арбы, ни
даже курицы в Носте не оставили. Много женщин в аулы погнали... Иванэ к себе
хотел Тэкле взять, Нино не пустила:
     - Когда Георгий приедет, не так печалиться будет.
     Много  еще  рассказывали  понуро  стоявшие  крестьяне.   Георгий,   как
прикованный,  сидел около дверей.  Он с ненавистью вспомнил презрение к нему
картлийских князей в Иране.  И эти позолоченные глупцы держат в руках судьбу
картлийского народа!
     На коленях Георгия всхлипывала Тэкле:
     - Брат, мой старший брат, где мы теперь жить будем?
     Георгий  вздрогнул,  резко  поднялся и,  откинув  назад  голову,  точно
сбрасывая тяжесть, твердо сказал:
     - В замке,  моя Тэкле,  в замке жить будем.  И вы не печальтесь,  через
месяц богатыми будете,  это вам обещает Георгий Саакадзе. Потом... кто хотел
у Магаладзе остаться?
     Ностевцы молчали.
     - Если не скажете, всем сейчас вольную дам, идите, куда хотите.
     - Георгий, имей жалость, от голода голову потеряли, потом опомнились.
     - Станьте отдельно,  кто хотел у Магаладзе остаться...  Кто грозил Нино
насильно собаке отдать?
     Десять  человек отделились от  толпы,  виновато теребя  шапки.  Георгий
вынул кисет.
     - Тут двести монет, каждому по двадцать. Забирайте и уходите. Имущества
ни у кого сейчас нет;  вольную получите, мне трусов не нужно. Кто хочет жить
у  Георгия Саакадзе,  даже  под  угрозой смерти  не  должен  его  оставлять.
Напрасно не просите, своих решений не меняю. Ни одного месепе среди вас нет,
самые богатые были...

     - Не время,  дорогой Георгий,  с  народом считаться,  от голода они,  -
просил за изгнанных дед Димитрия.
     Георгий только что  встал.  Мать Эрасти проворно приготовила пищу,  уже
три дня обильно присылаемую отцом Даутбека.
     - Знаю,  дед,  не  время,  но иначе нельзя,  сразу надо червивое дерево
вырубить,  от заразы сад спасу... Ты, дорогой дед, у Димитрия спроси, как он
поступил бы, тогда тебя послушаю.
     - Димитрий убил бы,  -  вздохнул дед, - твоя правда, пусть идут. Может,
Иванэ Кавтарадзе их примет?  Ему всегда везло. Наш священник с семьей у него
укрылся... Почему молчишь?
     - Иванэ примет,  Дато прогонит. Посоветуй в Кватахевский монастырь, там
лучше, чем у князей.
     - Лучше?   Одной  рукой  крест  держат,  другой  монеты  считают,  бога
обманывают.  Распухли от еды,  а  в бедствии народу помощи не дали...  Пусть
лучше к царю обратно идут...  Думаю,  в Твалади... Ты слову не изменишь, мой
Димитрий тоже слова не меняет... Пусть в Твалади идут...
     Ностевцы  шептались:  что  придумал Георгий?  Раз  обещал  через  месяц
богатство,  значит,  будет, этому верили. Повеселев, стали чинить жилища. Но
Георгий сказал:
     - Поправляйте на одну зиму, потом новые выстроим.
     Каждое слово ловили на лету; словно дети, цеплялись за него крестьяне.
     Саакадзе собрал молодежь и объявил ежедневное учение на площади.
     - Скоро на одно дело пойдем.
     На третий день приехал Папуна.  Осведомленный обо всем,  он отправил из
Тбилиси несколько ароб  с  хлебом  и  другой  едой.  Папуна долго  возился с
верблюдами и конями, хотя Эрасти и сам отлично управлялся.
     Георгий с  любовью смотрел из  окна на  друга,  оттягивающего встречу с
ним.
     - Бедный Папуна!  Конечно, тяжело переступить порог, за которым столько
лет встречал ласку Маро и Шио. Только Тэкле, повисшая у Папуна на шее, сняла
могильную бледность с его лица, а бежавшие со всех улиц дети заставили криво
улыбаться посиневшие губы.
     - Что вешаетесь,  "ящерицы",  ничего не привез,  в мешках только солома
для коней.
     Георгий вышел из дому и молча обнял друга.
     - Смотри,  Георгий,  "ящерицы" уверены,  Папуна не  посмеет вернуться с
пустыми хурджини. Придется сейчас з