огатить шаха  можно  только  лишней  женой,  -  со  вздохом ответил
Шадиман,  -  но я надеюсь,  великодушный "лев Ирана" не будет препятствовать
грузинкам  изредка  приезжать в  Картли  для  личного  уведомления Метехи  о
здоровье Тинатин.
     Глаза  ханов скользнули по  непроницаемому лицу  Шадимана,  и  Эреб-хан
выразил уверенность в уступке шаха понятному желанию царицы Мариам.
     Шадиман  мягко   посмотрел  на   серебряный  месяц,   склонившийся  над
Махатскими  холмами,   на  нежную  поволоку  тбилисского  неба  и  предложил
опорожнить последнюю  чашу  в  честь  окончания  свадебных  переговоров.  Он
посоветовал получше отдохнуть ввиду  предстоящей в  честь  благородных ханов
большой охоты и состязаний на мечах молодых князей.
     Шадиман встал:
     - Да будет усладой ваш отдых под кровлею царя Картли.
     Ханы на любезный намек Шадимана об их полной безопасности рассыпались в
ответных пожеланиях,  но лишь Шадиман вышел, уныло стали обсуждать положение
дел. Шадиман ясно дал понять: без обусловленного калыма Тинатин не выдадут и
не разрушат союз с Русией.
     - Шах Аббас должен быть доволен, - докончил Карчи-хан.
     - Доволен? - переспросил Эреб-хан. - Знай, доверчивый советник: каждому
правоверному безопаснее держать голову в шлеме, чем в шахском дворце.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

     Приготовления  к  отъезду  Тинатин  заканчивались.  Маленькая  Тинатин,
вначале ощущавшая только ужас  перед страшным шахом,  под  влиянием Шадимана
стала считать себя избранницей бога,  обреченной на жертву во имя родины,  и
твердо решила понравиться шаху и служить многострадальной Грузии.
     Георгий X,  видя  перемену в  настроении Тинатин,  еще  больше проникся
доверием  к   Шадиману,   уже  с   полной  властью  первого  советника  царя
распоряжавшемуся в замке.
     Тинатин  жадно  впитывала в  себя  нежность Луарсаба и  любимой подруги
Нестан,  проливавшей потоки  искренних слез.  Заметное  внимание  Луарсаба к
Нестан тревожило Астандари:  желтая лиса еще потребует обратно драгоценности
Иллариона.
     - Она у меня как чирий на носу, - жаловалась Астан матери.
     Выслушав жалобу, Нино решила избавить дочь от напрасных неприятностей.
     Царица ухватилась за идею Нино не разлучать Тинатин с любимой подругой,
тем более, что Шадиману тоже не нравилось внимание Луарсаба к Нестан.
     Над остроконечной башней бархатными лохмотьями закружились ласточки.
     - Хорошая примета, - прошептала, крестясь, мамка.
     Девочка быстро оглянулась: в узкую дверь осторожно протискивался Дато.
     Тонкая красота и  беспомощность Нестан взволновала Дато.  Он  поцеловал
рукав Нестан и проникновенно сказал:
     - Княжна,  я видел твоего отца...  Князь уехал в далекое путешествие, в
страну голубого спокойствия, и я поклялся ему в верности Нестан Орбелиани.
     - А что еще велел передать князь? - тревожно спросила мамка.
     - Твоего младшего сына Иесэ... Он больше не нужен князю...
     Старуха побледнела,  зашаталась,  руки судорожно ловили воздух.  Нестан
испуганно бросилась к ней. Но мамка, выпрямившись, отвела Дато в сторону и с
побелевшим лицом и  сухими глазами дослушала рассказ Дато о гибели Орбелиани
и ее двух сыновей.
     - Теперь  особенно будь  внимательна,  благородная женщина,  необходимо
уберечь Нестан от гарема...
     Дато четко ронял слова, мамка понимающе наклоняла голову.
     - Слезами ноги Луарсаба оболью, Тинатин молить буду, но Нестан спасу...
Передай Иесэ,  пусть  пока  у  тебя  в  Амши  работает...  Потом тайно может
приехать в Метехи. Арчил хорошее сердце имеет, с нами всегда добрый.

     Теплое дыхание солнца едва шевелило белоснежные лечаки метехского сада.
Чинара,   прикрываясь  зеленым  щитом,   тянулась  к  открытому  окну.  Царь
машинально отломал ветку, повертел в руках и обернулся к князьям.
     - Значит,  двадцать один? Да, да... Зураба Эристави не забыли? Газнели,
Мухран-батони,  Турманидзе... Молодого Цицишвили вычеркните, дурак усы перед
самой поездкой подрезал... Да, да - значит, двадцать один?
     - Двадцать один, великий царь, никого не забыли, - сказал Бартом.
     - Осмелюсь доложить,  царь,  -  робко  начал Реваз,  выполняя поручение
Астан,  -  осмелюсь доложить, ты не записал ни одного Магаладзе. А Тамаз для
Ирана усы только вчера красной хной выкрасил.
     - Я  его не  просил хну портить...  Двадцать два -  хорошее число,  да,
да...  Запиши,  князь,  Георгия  Саакадзе...  Необходимо оказывать  внимание
отличившимся азнаурам...
     - Разреши сказать,  царь,  не будут ли в обиде князья?  Саакадзе только
недавно снял одежду простого азнаура.
     - Э, Шадиман, иногда простой азнаур лучше знатного князя думает...
     - Не смею оспаривать,  царь, - улыбнулся Шадиман и подумал: "а иногда и
лучше царя", но вслух продолжал: - Понравится ли шаху плебей в свите царевны
Тинатин?
     - Тогда и  мне следует обидеться...  Разве шах не посылает ко мне одних
пастухов?  Я  не  хочу  оскорбить советника шаха Эреб-хана,  он  много побед
одержал, много пользы принес Ирану, но когда говорит со мною, едва сдерживаю
желание спросить,  сколько в его стаде было овец. Да, да... А Эмир-Гюне-хан?
Не от него ли бежали мавры? И не он ли, сын пастуха, после взятия Еревана из
простого сарбаза  стал  знаменитым полководцем?  Еще  м