истра. Ибо многоязычные каракули, обнаруживаемые на форзаце, с немалой 
вероятностью указывают на то, что манускрипт был переписан в Сирии - 
единственной стране, где свободно говорили на провансальском, каталонском и 
немецком языках. 
      Желание поддержать и укрепить авторитет устава проявляется в непреклонном 
правосудии, творимом пред магистром Тома Бераром, и в течение гибельных лет, 
когда рушилось Латинское королевство, видно, как в ордене Храма возрождается 
послушание, как снова укрепляется корпоративный дух. 
      Тени великих событий, потрясавших Азию, витают над страницами 
"Установлений". Первое нашествие монголов, вторгшихся в Сирию, было в 1257 г. В 
это время командор ордена Храма и двенадцать рыцарей находились в Иерусалиме. 
Тома Берар из-за опасности, которой они подвергались, вызвал их письмом. Но 
уехать без рыцарей ордена св. Иоанна, прибывших вместе с ними и не отозванных, 
командор отказался. Рассказ является кратким очерком положения Святой Земли: 
Иерусалим в руинах; маленькая группа рыцарей ордена Храма и Госпиталя, 
объединившаяся в смертный (но только тогда) час перед опасностью; и катаклизмы, 
которые разворачиваются вдалеке, но все же грозят им уничтожением. [472] 
      Начиная с 1256 г. тамплиеры не перестают бить тревогу. Поначалу именно 
командор ордена Храма, Ги де Базенвиль, пишет 4 октября того же года епископу 
Орлеанскому, что татары разграбили Иконий, и армянский король полагает, что 
весной они двинутся на Иерусалим. [473] В 1260 г. Тома Берар сообщает Генриху 
III Английскому, что монголы опять опустошили Сирию вплоть до портов Акры и 
занимали страну в течение сорока дней. Берар добавляет, что они заставляют 
беженцев идти впереди своих отрядов, чтобы прикрыть продвижение, что татарские 
женщины сражаются, как мужчины, и все стреляют из лука одинаково хорошо вперед 
и назад. [474] Магистр описывает прибытие племен Хулагу-хана во главе с 
военачальником Китбогой, которые вступили в Сирию и захватили Дамаск. Китбога 
продолжил свой поход до Египта, где его остановил Бейбарс, истребивший его 
войско и, в свою очередь, снова взявший Дамаск. 
      На следующий год, 4 марта 1261 г., Берар пишет брату Амадею, казначею 
ордена Храма в Англии, сообщая о тревоге на Востоке. Тамплиеры отправили брата 
Этьена с последними новостями в Испанию. Госпитальеры взяли на себя труд 
проинформировать Францию, а тевтонские рыцари - Империю о неотвратимой для 
Сирии опасности. Генуэзских купцов в Акре больше не было, и орден Храма 
пребывал в денежном затруднении ввиду отсутствия менял. [475] 
      В июне Ги де Базенвиль, тогда - магистр Домов на Западе, поделился с 
Франко де Борном, своим заместителем и магистром ордена в Оверни, новостями, 
полученными от Тома Берара. В конце месяца великий магистр должен послать 
эмиссаров к Святому Престолу, чтобы договориться по пяти пунктам: дела Святой 
Земли и земли Сицилийского королевства; татары; помощь Константинополю; и дело, 
заключающееся в том, что армянский монарх, князь Антиохийский и русский 
"король" стали союзниками монголов. [476] 
      Ныне упрекают дипломатию XIII в. в том, что она недооценила попыток к 
сближению со стороны хана Хулагу, который повелевал своим несторианским 
священникам сопровождать себя в походах и мог стать христианином. Но впрямь ли 
этим захватчикам из Азии было свойственно союзническое чувство? Если монголы 
предоставили свое покровительство правителю Армении и мир Александру Невскому, 
то последним пришлось "бить челом" в ноги степной автократии поступок, 
невообразимый для самого мелкого князя Запада. На другом конце света 
буддистский хан свергал с престола китайского императора, исламский хан 
основывал империю в Индии. Был ли менее опасным хан христианский? 
      Один Людовик Святой все еще замышлял новый крестовый поход. Несмотря на 
дело Дамаска, он относился к тамплиерам с великим уважением и симпатией. Они 
управляли королевскими финансами, что придавало огромную значимость магистру во 
Франции; и король, естественно, был заинтересован в его назначении. Когда в 
1263 г. Людовик пожелал назначить на эту должность брата Амори де Ла Рош, то 
проявил при этом столько деликатности, как если бы тамплиеры обладали высшим 
могуществом. Чтобы уклониться от необходимости приказывать великому магистру, 
Людовик написал Папе, который и передал Тома Берару пожелания короля, 
высказанные в лестных выражениях, чем магистр воспользовался: 
      Если вы примете во внимание <...>, с каким тщанием король Франции 
защищает ваш орден и ваши права; каким покровительством он вас окружает; как он 
уважает вас - вас и ваших братьев, давших обет, - вы тут же согласитесь на все, 
что он от вас просит, в особенности потому, что ваша любезность будет 
вознаграждена возросшими милостями. Вот доказательство его привязанности, 
переданное через адресованные вам письма, в которых он настоятельно просит вас 
назначить командором в его королевстве лицо, внушающее ему полное доверие, 
нашего дражайшего сына, брата Амори де Ла Рош, мужа мудрого и прозорливого. 
      Папа поддержал просьбу короля, засвидетельствовав личное доверие брату 
Амори, "в котором мы очень нуждаемся ввиду церковных дел во Франции", и 
"присоединяет свои просьбы к просьбам короля", заканчивая, однако, формулой per 
apostolica scripta mandamus, [силой апостольских писаний повелеваем (лат.)] 
чтобы на этом поставить точку. [477] 
      Берару пришлось тут же уступить ходатайствам, столь же настойчивым, сколь 
и льстивым. С 1265 по 1271 г. брат Амори появляется в качестве магистра во 
Франции. [478] Именно ему адресовано преисполненное отчаяния письмо патриарха 
Гийома II Иерусалимского от 1267 г., умолявшего выслать средства в Святую Землю.
 
      Надо, чтобы в гор