рум, 
      Через который могут пройти мои люди <...> 
      Разрушьте мне Бланш Гард, 
      Который мы бы не смогли больше охранять <...> 
      Разрушьте мне Сен-Жорж, Раму, 
      Большой город, который был наш, 
      Бельмон в горной вышине, 
      Торон, Шато Арно, 
      Бовуар и Мирабель <...>, 
      Кроме Крака и Иерусалима <...> [268] 
      С той поры Ричард, кажется, утратил веру в собственную стратегию. [269] 
Он держался четыре месяца на равнине Шарона, не двигаясь ни на Иерусалим, ни 
даже на Аскалон - город, который турки срыли перед отходом. В течение этого 
времени тамплиеры всем войском возводили крепость Мэтр Жак и укрепили небольшой 
замок План близ Рамлы. [270] Они охраняли оруженосцев, водивших лошадей на 
пастбища; настигнутые однажды сарацинами, слишком многочисленными, чтобы их 
атаковать, они спешились и сражались спина к спине, пока английский король не 
бросился им на выручку. [271] В ночь на Невинноубиенных [*4] они вместе с 
госпитальерами отправились в горы Иерусалима отловить пару сотен голов скота. 
Немного позднее они в качестве разведчиков доходили до Дарума. 
      Английский король все еще колебался, он не смог подчинить себе французов, 
которыми командовал герцог Бургундский. Из собственных его отрядов слишком 
многие предпочли таверны и притоны Акры; возвращать их оттуда приходилось ему 
самому, потому что Гвидон де Лузиньян оказался неспособным на это. Бесстрашный 
рыцарь, Львиное Сердце, показал себя ненадежным предводителем, и призрак нового 
Хаттина в горах маячил перед ним. Он даже начал переговоры с султаном. 
      Наконец в первые дни января 1192 г. войско двинулось в путь к Святому 
Граду. Рамла была всего в тридцати километрах от Иерусалима - в двух переходах,
 - но дорога шла через крутые подъемы и отвесные спуски, через ущелья, очень 
удобные для засад. Крестоносцы продвинулись до Бетенобля (Бейт Наблус), к 
подножию горы, где их остановили проливные дожди с градом. Одна гроза была 
столь сильной, что вырвала колья палаток и потопила вьючных животных. Погибли 
запасы продовольствия, оружие и доспехи покрылись ржавчиной. [272] 
      В таких условиях тамплиеры, госпитальеры и бароны Святой Земли советовали 
королю отказаться от штурма Иерусалима: опасались атаки турок еще в горах. Они 
настойчиво обращали внимание Ричарда и на то, что однажды взятый город в 
дальнейшем придется оборонять. [273] 
      Тамплиеры никогда не считали Иерусалим хорошо подготовленным к обороне, 
пока пограничные с Египтом крепости, такие, как Дарум, Газа, Крак и Монреаль, 
находились в руках мусульман - это был ключевой момент их политики. Они будут 
так же противиться штурму Иерусалима в 1219 и 1229 гг. На совете в Бетенобле 
план тамплиеров явно сводился к укреплению портов и других стратегических 
укреплений до начала движения вглубь страны. Их мнение, высказанное королю - 
"на деле придерживать крестоносцев, дабы их желание освободить Святой Град не 
было выполнено", - исходило из целесообразности. Оба магистра прекрасно 
понимали, что все им не удастся удержать. Большая часть сирийских баронов 
только что потеряла фьефы и состояния. Обиженный Конрад Монферратский пребывал 
в Тире. Во время всей кампании оба монастыря при любых испытаниях проявили 
дисциплину и доблесть. Когда крестоносцы горько сетовали на жару и холод, на 
грязь и пыль, тамплиеры и госпитальеры, стиснув зубы, заменяли сторожевых псов. 
Когда французы или англичане с ностальгией говорили о возвращении на Запад к 
своим очагам, женам и детям, рыцари-монахи умолкали. Единственным местом, 
связующим их всех, был Святой Град. Но когда Роберт де Сабле посоветовал 
Ричарду взять Аскалон и Дарум, прежде чем рисковать наступлением на Иерусалим, 
его осторожность расценили как новое доказательство "предательства тамплиеров". 

      Следуя мнению обоих магистров и, возможно, не будучи уверен в своих силах,
 Ричард остановил продвижение на Иерусалим и возвратился в Рамлу, чтобы 
двинуться на Аскалон. Разочарование оказалось горьким. Множество французов, 
покинув войско, отправилось в Яффу, Акру и Тир. Дождь, грязь и холод усугубили 
всеобщее уныние. 
      Именно в праздник святого Илария войско охватила печаль и тоска по 
возвращению. Каждый желал видеть себя мертвым и проклинал день своего рождения, 
потому что предстояло возвращаться назад. Все войско было в замешательстве, оно 
слишком устало и исстрадалось. Никто не знал, что предпринять, чтобы забрать с 
собой снедь, которую привезли; все вьючные животные ослабели от холода и дождей 
и подхватили лихорадку. Когда же их нагружали продовольствием, они, бредя по 
грязи, падали на колени на землю, и люди проклинали все на свете и лезли из 
кожи вон <...> Войско, мрачное и задумчивое, заночевало в Ибелене, и поутру, до 
восхода солнца, отбыли те, кто отправился вперед разведывать территорию. 
Палатки сняли, и войско поскакало во всеоружии: но ни одна живая душа никогда 
не рассказала бы вам о худшем дне. Ничего подобного в прошлом не было. Рыцари 
лишились своего продовольствия из-за вьючных животных, которые пали <...> 
Вскоре после обеда они прибыли в Аскалон. Они нашли