лазарете еще на три недели, питаясь отборными
яствами и запивая их хорошим вином. Но однажды
вечером кашель до того одолел его, что кровь выступила
на губах. Он взглянул на свои трясущиеся руки,
пощупал дряблую плоть на ногах и руках, и слезы
бессилия потекли по его лицу. Всю ночь, не в силах
сомкнуть глаз, он размышлял, лежа на своей бедной
солдатской постели. А наутро, облачившись как можно
опрятнее, затянув на талии черный кожаный поясок,
он предстал перед магистром Гийомом де Божё,
199
ибо маршал тогда отсугствовал. Он преклонил перед
магистром нетвердые колени, и тот, видя его смертельную
бледность, обратился к нему ласково, любезно
помог подняться и повелел сесть. Брат Жослен
хотел сдержать слезы, но не смог.
- Во имя Бога, сеньор магистр, - заговорил он, -
я ранен и болен. Я не могу вновь обрести здоровье и
против своего желания падаю с лошади. Согласно
нашему Уставу соблаговолите передать мои доспехи
тому, кто способен лучше меня служить Ордену. Но, с
вашего позволения, сеньор магистр, я мог бы, если
это будет во благо Ордену, служить писцом в канцелярии
... Я постиг язык и грамоту сарацин ...
- прекрасный брат командор, - спросил ма-
гистр, - сколько лет вы носите доспехи послушания?
- Тридцать семь лет.
- А сколько лет вы служите в Святой Земле?
- Тридцать два года ... Сир магистр, отказ от служ-
бы - худшая беда для старого тамплиера.
- Подумайте, прекрасный брат, о наших товарищах,
томящихся в плену, или о тех, кого поразила
проказа, и они влачат жалкое существование - живые
мертвецы!
- Худшее наказание - вложить меч в ножны в минуту
опасности, это самый тяжкий крест для старого
солдата ...
В то время один сановник Ордена собирался на
Запад для сбора средств и вербовки добровольцев,
если найдутся таковые. Из милосердия и потому, что
больному рекомендовалась смена климата, а также
не желая оставить досточтимого Жослена в беде, начальники
Ордена назначили его помощником к этому
сановнику. Брат Жослен сел на галеру тамплиеров
и тридцать два года спустя вновь пересек, в обратном
направлении, Средиземное море. На Востоке он оставил
свою молодость, свое прошлое, свои надежды,
но ни одного светлого или волнительного воспоминания
не сохранилось в его душе после долгой и бурной
карьеры, битв с сарацинами, дозоров на дорогах
или ночей на биваках, когда серп луны мерцает среди
созвездий. Он высадился в Коллиуре столь угом-
200
ленный плаванием, что спутник препроводил его в
командорство Дузан, где лекари окружили страждущего
вниманием и заботой. Вокруг резиденции расстилались
пустоши. Гора Алариха возвышалась над
белесоватыми вершинами холмов, поросших соснами
и тощим кустарником. В долине Оды с той и с другой
стороны реки виднелись перемежавшиеся друг с
другом виноградники и нивы и серые листья оливковых
деревьев трепетали на солнце. Невыразимый
свет делал прекрасным этот пейзаж, напоминавший
Иудею. Именно здесь угас брат Жослен, без единой
жалобы, - как говорили тамплиеры, «там, где призвал
его Господь». Поскольку у него не было смены
одежды, кроме носильного платья, в нем его и оставили,
а скромный багаж и доспехи вернулись Ордену.
В капелле отслужили мессу, а потом погребли его
среди братьев, в красноватой земле, внутри орденской
ограды. Братия Дузана почтила память покойного
сотней молитв «Отче наш», прочитанных в течение
недели, протекшей с его кончины. Согласно
Уставу в течение сорока дней кормили нищего, словно
Жослен был еще жив. Все было сделано, как должно,
ибо Жослен жил и умер, как полагалось и как
учили молодых рыцарей: <Днем и ночью старательно
исполняй свои обязанности, руководствуясь изречением
мудрейшего из пророков, который сказал:
«Caliceт salutareт accipiaт». Это означает: «Приму Я
чашу спасения». Иными словами, отомщу за смерть
Иисуса Христа собственной смертью. Ибо как Иисус
Христос не пожалел своей плоти за меня, так я обязан
отдать ду