ту, из империи Руси, из Венгрии, из Печенегии, 
из Хазарии, из земли Ломбардии и из Сефарада (Испания). Это деловой город, и 
торговцы прибывают туда из всех стран по суше и по морю, и нет другого 
подобного города, за исключением Багдада, большого города ислама». При Мануиле 
также один арабский путешественник алХарави посетил Константинополь, где был с 
благосклонностью принят императором. В своей книге он оставил описание наиболее 
важных памятников столицы и заметил: «Константинополь город более крупный, чем 
его слава свидетельствует. О, если бы Бог в своей милости и щедрости сделал из 
него столицу ислама!» Возможно, нужно сопоставить с описанием Вениамина 
Тудельского несколько стихов Иоанна Цеца, поэта времени Комнинов, также имеющих 
отношение к Константинополю. Пародируя два стиха Гомера (Илиада, IV, 437—438), 
Иоанн Цец пишет не без некоторой горечи, смешанной с возмущением: «Люди, 
живущие в столице Константина, относятся к расе воров. Они не принадлежат ни к 
одному народу, ни к одному языку. Это смесь иностранных языков, и это очень 
плохие люди: критяне, турки, аланы, родосцы, хиосцы (жители острова Хиос)… все 
они — весьма вороватые и развращенные — рассматриваются в Константинополе как 
святые». Блистательная светская и деловая жизнь Константинополя при Мануиле 
напомнила А. Андреадесу жизнь некоторых столиц, таких как Париж, в последние 
годы Второй империи, накануне катастрофы.
      Трудно сказать точно, сколь велико было население столицы в это время. 
Однако возможно, правда, в качестве предположения, что в конце XII века оно 
насчитывало от 800 000 до 1 000 000 человек.
      В связи с увеличением крупных земельных владений при Комнинах и Ангелах, 
можно было наблюдать усиление силы и могущества крупных земельных собственников,
 становящихся все менее зависимыми от центрального правительства: процесс 
феодализации быстро распространялся в империи. Имея в виду время последних 
Комнинов и Исаака II Ангела, Ф. Коньяссо писал: «Феодализм охватывает с этого 
времени всю империю, и император вынужден бороться с крупными провинциальными 
синьорами, которые не всегда соглашаются предоставлять солдат с такой же охотой,
 как та, что была проявлена в случае войны с норманнами… Ввиду того, что 
равновесие элементов, составлявших социальную и политическую основу империи, 
было нарушено, аристократия взяла верх и в конце концов империя попала в ее 
руки. Монархия оказалась лишенной своей власти и богатства, которые перешли к 
аристократии». Империя двигалась к катастрофе.
      Ко времени Мануила Комнина относится весьма интересный хрисовул, 
запрещавший передачу — исключая должностных лиц сенаторского или военного ранга 
— земельной собственности, предоставленной императором. Если же передача, тем 
не менее, происходила, вопреки этому правилу, недвижимая собственность 
возвращалась в казну. Этот эдикт Мануила, запретивший низшим классам думать о 
приобретении земельных дарений императора, дал аристократии огромные территории.
 Этот хрисовул был отменен в декабре 1182 г. Алексеем II Комнином. Эдикт был 
подписан им; однако же, без сомнения, он был принят под давлением всемогущего 
регента Андроника. С 1182 г. императорские дарения недвижимой собственности 
могли передаваться кому бы то ни было, безотносительно к его социальному 
положению.
      Хрисовул 1182 г. нужно интерпретировать в связи с новой политикой 
Андроника по отношению к византийской аристократии и крупным земельным 
собственникам, против которых он начал ожесточенную борьбу. Алексей II Комнин, 
подписавший закон, был просто устами желания Андроника. Поэтомуто 
представляется сомнительным мнение некоторых ученых, которые полагают, что 
запрет Мануила был обращен против франков и имел целью запретить приобретения 
этим иностранным торговцам и что, соответственно, отмена эдикта была 
франкофильским актом, полностью соответствующим политике Алексея II Комнина.
      Действительно, правительство Алексея II, который был ребенком, и его 
матери, старалось опереться на ненавидимые обществом латинские элементы, однако 
после того, как Андроник вошел в столицу и был провозглашен регентом, положение 
изменилось. Правительство попало в его руки, и с конца 1182 г. его политика 
была открыто враждебна латинянам.
      
      
Оборона и торговля
      
      Ввиду почти постоянных военных действий войско в эпоху Комнинов стоило 
правительству громадных средств, и надо отдать должное тому, что Комнины 
заботились об укреплении своей армии. Как известно, в состав ее входили, помимо 
туземного элемента, поставляемого, фемами, многочисленные наемные отряды самых 
разнообразных национальностей. Во время Комнинов отмечается новый национальный 
элемент в войске: элемент англосаксонский.
      Причиной появления англосаксов в Византии был факт завоевания Англии 
норманнами при Вильгельме Завоевателе в 1066 году, когда разразившаяся в этом 
году катастрофа над Англией после сражения при Гастингсе или Сенлаке отдала 
страну в руки сурового завоевателя и создала новые условия жизни. Попытки 
восстаний со стороны англосаксов против нового правителя были жестоко подавлены 
казнями и потушены в потоках крови. В таких обстоятельствах многие отчаявшиеся 
англосаксы стали покидать свою родину. Во всяком случае, в восьмидесятых годах 
XI века, т.е. в начале правления Алексея Комнина, встречаются уже, как заметил 
английский историк Фриман, автор известного большого труда о покорении 
норманнами Англии, несомненные признаки и указания на англосаксонскую 
эмиграцию в греческую империю. Один западный источник первой половины XII века 
пишет: «Потеряв свободу, англы сильно опечалились… Некоторые из них, сияющие 
цветом прекрасной юности, направились в отдаленные страны и смело предложили 
себя на военную службу императора константинопольского Алексея». Это было 
началом той «варягоанглийской дружины», которая в истории Византии XII века 
играла крупную роль, подобно тому, как в X и XI веках играла такую же роль 
варягорусская дружина. Никогда, повидимому, не было такого количества 
наемного иноземного войска в Византии, как во время латинофильского правления 
Мануила.
      Что касается флота, то мо