к папы вовсе не желали попасть в зависимость от одного 
императора к другому; наоборот, упоенные теократическими идеалами папы XII века 
сами хотели достичь верховенства над императором византийским.
      Когда открылась борьба между Фридрихом Барбароссой и североитальянскими 
городами, Мануил деятельно помогал последним денежными субсидиями. Разрушенные 
Фридрихом стены Милана были восстановлены при помощи византийского императора. 
Особенно деятельны были его сношения с Генуей, Пизой и Венецией, которая под 
угрозой немецкой опасности снова обратилась к Византии. Но Мануил, может быть, 
желая изза недостатка средств воспользоваться громадными богатствами 
венецианских купцов на территории его государства, неожиданно велел арестовать 
всех находившихся в Византии венецианцев и конфисковать их имущества. 
Возмущенная Венеция отправила против Византии флот, который, однако, благодаря 
эпидемии должен был вернуться без большого успеха. По всей вероятности, при 
жизни Мануила добрые отношения между Венецией и Византией восстановлены не были.

      Желая ответить на византийскую политику в Италии тем же, Фридрих 
Барбаросса вступил в сношения с самым опасным врагом Византии на востоке, с 
Иконийским султаном КылычАрсланом, и убеждал последнего напасть на греческую 
империю, в надежде, что малоазиатские затруднения отвлекут Мануила от 
европейских дел.
      Между тем, ситуация в Малой Азии становилась все более угрожающей. В 
Киликии, которая была завоевана Иоанном Комнином, вспыхнуло восстание под 
предводительством Тороса. Две армии Мануила, посланные против Тороса, потерпели 
поражение. Ситуация стала еще более тревожной, когда Торос вошел в союз со 
своим бывшим врагом, князем антиохийским Вено Шатийонским. Они выступили против 
греков вдвоем. В то же самое время Рено осуществил успешный морской набег на 
Кипр. Мануил прибыл в Киликию лично. Его прибытие оказалось столь неожиданным, 
что Торос едва не попал в плен и бежал. В 1158 году Мануил снова стал хозяином 
положения в Киликии. Торос подчинился императору и был им прощен. Теперь 
настала очередь Антиохии.
      Рено Шатийонский, понимая, что он не в состоянии противостоять 
византийским войскам, решил добиться прощения Мануила. Император был в 
Мопсуестии (Мамистра крестоносцев) в Киликии. Рено «появился там как проситель 
перед Великим Комнином». Далее разыгралась самая унизительная сцена. С голыми 
ногами, он пал ниц перед императором и протянул ему рукоять своего меча, 
отдавая себя в его распоряжение. В то же время, как пишет Гийом Тирский, «он 
кричал о прощении и кричал так долго, что все почувствовали тошноту от этого и 
многие французы стали его презирать и осуждать». Здесь же присутствовали послы 
от большинства восточных народов, включая отдаленных абасгов (абхазов) и иберов 
и все находились под сильным впечатлением. «Эта сцена сделала латинян 
презираемыми во всей Азии». Рено признал себя вассалом империи, так что позже 
(в 1178—1179 гг.) «некто Роберт был послан ко двору Генриха II, короля Англии, 
послом от двух стран — Византии и Антиохии». Король иерусалимский Балдуин III 
лично прибыл в Мопсуестию, где в лагере Мануила он был с почестями принят 
императором. Однако Балдуин был вынужден заключить с ним договор с 
обязательством поставлять императору вооруженные силы. Евстафий 
Фессалоникийский в своей речи, посвященной Мануилу, упоминает короля, который 
«прибежал к нам из Иерусалима, изумленный славой и деяниями императора и 
признавая издалека его величие».
      Затем, в апреле 1159 г. Мануил торжественно вступил в Антиохию. Эскортом 
за ним шли пешком и без оружия Рено Шатийонский и другие латинские князья. 
Король иерусалимский ехал на лошади, но тоже без оружия. Император следовал по 
улицам, украшенным коврами, драпировками (hangings) и цветами под звуки труб и 
барабанов и пение гимнов к собору, ведомый патриархом Антиохийским в его 
патриарших одеждах. Восемь дней императорские штандарты реяли над городскими 
стенами.
      Подчинение Рено Шатийонского и вход Мануила в Антиохию в 1159 году 
знаменовали триумф византийской политики по отношению к латинянам. Это был 
результат более чем шестидесяти лет усилий и борьбы. Несмотря на многие 
трудности и войны, византийские императоры «никогда не упускали из вида 
проблему антиохийского княжества, проблему, поставленную во время первого 
Крестового похода и с того времени никогда не решенную».
      В церкви Рождества в Вифлееме сохранилась надпись, датированная 1169 
годом, текст которой гласит: «Эта работа была завершена художником и мозаистом 
Эфраимом в царствование императора Мануила Багрянородного Комнина и в дни 
Великого короля иерусалимского Амори, и в дни святейшего епископа святого 
Вифлеема в год 6677, индикта второго». Связь имени Мануила с именем Амори может 
указывать, что известного рода сюзеренитет греческого императора был установлен 
и над иерусалимским королем.
      Что касается взаимоотношений Мануила с мусульманскими лидерами (princes), 
то он и КылычАрслан несколько лет имели дружеские отношения и в 1161—1162 гг. 
султан даже приезжал в Константинополь, где ему был устроен торжественный прием 
императором. Этот прием детально описан в греческих и восточных источниках. 
Султан провел в Константинополе восемь дней. Все сокровища и богатства столицы 
были нарочито показаны знаменитому гостю. Ослепленный блеском дворцового приема,
 КылычАрслан даже не рискнул сесть рядом с императором. Турниры, скачки и даже 
морской праздник с демонстрацией знаменитого «греческого огня» были 
организованы в честь султана. Дважды в день еда приносилась ему на золотой и 
серебряной посуде и затем не забиралась, а оставлялась в распоряжении гостя. 
Однажды, когда император и султан обедали вместе, вся посуда и украшения стола 
были предложены КылычАрслану в качестве подарка.
      В 1171 году король иерусалимский Амори I прибыл в Константинополь