вернуться в город. Но Велизарий – он уже заметил, что делается, – послав 
большой отряд из числа окружавших его, смог спасти этих людей. Так отбитые и на 
этот раз от стен Рима, варвары удалились, потеряв многих храбрейших убитыми, а 
многих уведя к себе в лагерь ранеными. Там они оставались несколько дней 
спокойно, залечивая свои раны, приводя в порядок оружие (у них уже много было 
попорчено) и заготовляя другое. Через много дней они опять двинулись, собираясь 
штурмовать стены, Римляне вышли им навстречу и вступили в рукопашный бой. 
Знаменосец Тотилы, получив смертельную рану, упал с коня и уронил знамя. Те 
римляне, которые сражались в первых рядах, бросились, чтобы унести знамя и труп 
знаменосца. Но наиболее храбрые из варваров успели схватить знамя и, отрубив у 
убитого левую руку, унесли с собой – Дело в том, что убитый носил на этой руке 
очень ценный золотой браслет, варвары совсем не хотели, чтобы их враги 
хвалились им; конечно, для варваров было бы позором такое дело. Таким образом, 
войско варваров беспорядочно стало отступать, римляне же сняли доспехи с тела 
знаменосца и, преследуя усиленно врагов, многих убили, сами же возвратились в 
город, не понеся ни малейшего урона.

Наиболее влиятельные из готов, придя к Тотиле, поносили его и резко упрекали 
его за непредусмотрительность и за то, что взяв Рим, он не разрушил его до 
основания так, чтобы 
[281]врагам нельзя было уже никогда его захватить. Они обвиняли его в том, что 
он не удержал Рим в своей власти, и сделанное ими с большим трудом и потерей 
времени погублено им ни за что. Ведь людям уже так свойственно свои суждения 
ставить в зависимость от результатов поступков и дел, и мысли свои пускать но 
течению счастья, с изменением его делая внезапные перемены и в своих оценках. 
Поэтому-то готы, пока счастье покровительствовало предприятиям Тотилы, 
благоговели перед ним как перед богом, называя его непобедимым и неодолимым, 
когда он приказывал частично разрушать стены взятых городов; когда же его 
постигла неудача, как сейчас сказано, они не считали недостойным для себя 
поносить его, забыв то, что недавно еще говорили о нем, и без всякого колебания 
говоря противоположное. Но при всех подобных обстоятельствах невозможно, чтобы 
всегда были в них виновны люди, так как в силу своей природы им свойственно 
ошибаться и грешить. Сняв осаду, Тотила и варвары отправились к городу Тибуру, 
разрушив почти все мосты на Тибре, чтобы римляне не могли легко на них нападать.
 Один только мост, называвшийся Мульвийским, они никак не могли разрушить, так 
как он был очень близко от города. Они решили из всех сил стараться 
восстановить укрепление Тибура, так как прежде они его разрушили. Сложив сюда 
все свои богатства, они держались спокойно. Теперь Велизарий с гораздо большей 
безопасностью мог приделать со всех сторон ворота к укреплению Рима и, сделав 
на них железные запоры, вновь послал от них ключи императору. Между тем 
кончилась зима, а с ней кончился и двенадцатый год войны (
546-547), которую описал Прокопий.

25. Намного раньше Тотила послал войско против Перузии, с тем чтобы готы, став 
лагерем вокруг укреплений города, бдительно и со всей тщательностью осаждали 
находящихся там римлян. Так как стало заметно, что у осажденных уже не хватает 
продовольствия, то отправленные туда люди стали просить Тотилу явиться к ним со 
всем войском, думая что 
[282]таким образом им будет легче и безопаснее взять Перузию и находящихся там 
римлян. Видя, что варвары не очень охотно выполняют приказания, Тотила пожелал 
произнести перед ними речь с увещеванием. Поэтому, созвав их всех, он сказал 
следующее: «Видя что вы, мои сотоварищи по оружию, неправильно сердитесь на 
меня, негодуя на случившийся несчастный поворот судьбы, я решил теперь созвать 
вас, чтобы, заставив вас отказаться от совершенно неправильного мнения, я мог 
дать вашим мыслям лучшее направление, чтобы вы поняли, что вам не следует 
совершенно неподобающим для вас образом быть мною недовольными и по глупости 
выражать свое недовольство богом. Что человеческие дела иногда терпят неудачу, 
это вполне естественно; но всякий, кто будучи человеком, проявляет по отношению 
к выпадающим на его долю несчастьям нетерпение, сам, без сомнения, прослывет 
глупцом, но не устранит этим ничего, что должно совершиться из назначенного ему 
судьбой. Я хочу вам напомнить некоторые из предшествующих событий не столько 
для того, чтобы оправдаться в том, что случилось теперь, сколько для того, 
чтобы показать, что вину за это справедливее возложить на вас самих. (По Наurу; 
по другому чтению: „на других“) В самом начале этой войны, еще только приступая 
к ней, Витигис разрушил стены Фана и Пизавра – двух приморских городов, Рим же 
и все другие города Италии он пощадил, не причинив им никакого вреда. От Фана и 
Пизавра ничего плохого готам не произошло, от стен же Рима и других укреплений, 
как вы сами знаете, для готов и Витигиса произошли все тогдашние их несчастья. 
И я лично, когда принял данную вами мне власть, решил следовать в своих 
поступках тому, что казалось мне лучшим, а не подражать тому, что причинило нам 
позор (Критически сомнительное место; другие разночтения дают перевод: „которые 
легко выполнимы“; „чем в зависимости от возможного“ и т.д.) и действовать во 
вред нашему делу. Ведь по своей природе люди, по-видимому, ничем сильно не 
отличаются друг от друга, но опыт, став учителем, делает 
[283]научившегося более сильным во всем, чем те, кто не соприкоснулся с этим 
учением. Поэтому, когда мы взяли Беневент и разрушили его стены, то тотчас же 
мы овладели и другими городами, стены которых мы точно так же разрушили, чтобы 
неприятельское войско, двигаясь от какого-либо укрепленного пункта, не могло 
всякими хитростями затягивать войну, но было бы принуждено тотчас же, выйдя на 
равнину, вступить с нами в открытый бой. Но они убегали от нас, я же приказывал