битву почти у самого лагеря неприятелей, убили многих из противников, поэтому 
им хотелось вернуться в город, если бы для этого явился какой-нибудь предлог. В 
этом бою наиболее блестящими бойцами оказались римляне Афенодор, родом исавр, 
наиболее славный из телохранителей Велизария, Феодорет и Георгий – 
телохранители Мартина, оба родом каппадокийцы. Они, постоянно выезжая на боевую 
линию фронта, своими копьями поражали многих из варваров. 
[112]

Так шли дела в этом месте. На Нероновом поле обе стороны долго стояли друг 
против друга, а маврусии, делая постоянные налеты и поражая врагов дротиками, 
причинили готам много неприятностей. Выступать против них готы никак не 
решались, боясь недалеко стоящего отряда, состоящего из римских плебеев; они 
считали их воинами и думали, что они, готовя им какое-либо коварное нападение, 
стоят сейчас спокойно, с тем, чтобы зайдя им в тыл и напав с двух сторон, всех 
их перебить. День приближался уже к полудню, когда римское войско делает 
внезапно натиск на врагов, а готы сверх ожидания обращаются в бегство, 
пораженные таким внезапным действием. У них не хватило мужества бежать в 
укрепленный лагерь, но, бросившись к находящимся здесь холмам, они на них 
остановились. Римлян было много, но не все были воинами, большинство было 
простой толпой, вышедшей с голыми руками. Так как главный начальник был на 
другой стороне, то многие из матросов и обслуживающих рабов, желая принять 
участие в этой битве, соединились с войском, бывшим на этой стороне. Своей 
численностью они испугали, как было сказано, варваров и заставили их бежать, но 
своей недисциплинированностью они испортили дело римлян. Благодаря этой примеси 
воины пришли в полный беспорядок, и хотя Валентин не раз давал им точные и 
настойчивые приказания, они не стали слушать его увещаний. Поэтому они не убили 
никого из бегущих, не пожелав их преследовать, но позволили им спокойно и 
безопасно остановиться на холмах и смотреть на то, что происходило дальше. Им 
даже не пришло на ум разрушить находящийся здесь мост, для того чтобы в 
дальнейшем город не подвергался осаде со стороны варваров с двух сторон, так 
как тогда варвары не могли бы уже стоять лагерем по ту сторону Тибра. Не 
перешли они и по мосту, чтобы напасть с тыла на врагов, которые там сражались с 
Велизарием. Если бы это было сделано, то, я думаю, готы, несмотря на всю свою 
силу, тотчас же обратились бы в стремительное бегство, как только кто мог. 
Теперь же они, овладев лагерем врагов, 
[113]приступили к грабежу бывших там ценностей и стали тащить оттуда много 
серебряной посуды и других ценных вещей. Некоторое время варвары смотрели 
спокойно на то, что творится, и оставались на месте. Но в конце концов, придя в 
себя, они, единодушно охваченные сильным гневом, с громким криком устремились 
на врагов.

Захватив людей, которые без всякого порядка грабили их имущество, они многих 
убили, а остальных заставили стремительно бежать. Те же из них, которые были 
захвачены в лагере, но не убиты, сбросив с плеч забранные ими драгоценности, 
были рады, что им удалось бежать.

В то время как это происходило на Нероновом поле, другое войско варваров, 
находившееся вблизи от своего укрепленного лагеря, прикрывшись щитами, стало 
сильно напирать на противников; они убили многих воинов, а еще больше коней. 
Когда многие из римлян, получивших раны, или потерявших своих коней, должны 
были покинуть строй, то в их войске, и прежде бывшем небольшим, еще заметнее 
стала малочисленность и ярко бросилось в глаза, насколько оно уступает 
огромному количеству готов. Заметив это, всадники варваров с правого фланга 
стремительно двинулись на врагов. Римляне в этой части войска не выдержали их 
копий, обратились в бегство и устремились к отряду пехоты. Но и пехотинцы точно 
так же не выдержали наступления врагов, и большинство их вместе с всадниками 
бежало. Тотчас же стало отступать и остальное войско римлян, на которое 
наседали готы, и бегство стало всеобщим. Принципий и Тармут с немногими из 
окружающих их пехотинцев показали примеры доблести, достойные их: они 
продолжали сражаться и меньше всего желали вместе с другими обращаться в 
бегство. Готы, охваченные глубоким изумлением перед их храбростью, остановились,
 и это дало возможность остальным пехотинцам и большинству всадников спастись. 
Принципий, тело которого все было изрублено, пал тут же и около него сорок два 
пехотинца. Тармут же, держа в обеих руках исаврийские дротики, 
[114]все время поражая нападающих то с той, то с другой стороны, под влиянием 
ран начал ослабевать, тогда ему на помощь с несколькими всадниками пришел его 
брат Энн. Это дало ему возможность передохнуть, и он весь покрытый кровью и 
ранами, но не потеряв ни одного из своих дротиков, быстрым бегом бросился к 
укреплениям. Будучи по природе быстроногим, он имел силы добежать, хотя телом 
был истерзан, и пройдя через Пинцианские ворота, пал. Сочтя его умершим, 
некоторые из его товарищей подняли его на щит и отнесли домой. Прожив еще два 
дня, он умер, оставив по себе великую славу и среди исавров и во всем остальном 
войске. Римляне, находясь в величайшем страхе, стали заботиться об охране стен 
и, закрыв среди полного смятения ворота города, не принимали бегущих, боясь, 
как бы вместе с ними не ворвались и враги. Беглецы, не успевшие оказаться 
внутри укреплений, перешли через ров и, прислонившись спиной к укреплениям и 
забыв о всякой доблести, стояли в страхе, не имея уже сил защищаться от 
варваров, наседавших на них и собиравшихся перейти через ров. Дело в том, что у 
многих во время боя и бегства копья поломались, а луками они не могли 
пользоваться, так как в этом узком месте они сами себя стесняли. Пока на верху