камешки, образовавшие живот, внезапно развалились, и тотчас последовала смерть 
Аталариха, сына дочери Теодориха. Прошло еще немного времени, упали на землю 
камешки около половых органов, и Амалазунта, дочь Теодориха окончила свою жизнь.
 Вот что тогда там произошло. Когда готы приступили к осаде Рима, случилось, 
что на этом изображении выпали все камешки от бедер до самого конца ног. 
Вследствие этого все изображение совершенно исчезло со стены, и римляне, 
принимая в соображение это обстоятельство, утверждали, что на войне войско 
императора одержит верх; ведь по их мнению ногами Теодориха не могло быть 
ничего другого, кроме народа готов, над которыми он властвовал; поэтому у них 
были еще более радостные надежды. В Риме же некоторые из патрициев огласили 
предсказания Сивиллы, утверждая, что опасность для Рима будет продолжаться 
только до июля; что предсказано, будто тогда явится у римлян некий император, 
благодаря которому Рим в дальнейшем не будет ничего бояться со стороны готов. 
Они утверждали, что племя гетов это и есть готы. Это предсказание на латинском 
языке гласило так: (
Хаури (Наury) в критическом аппарате делает такое замечание: «Это предсказание 
до сих пор никто не мог прочитать и понять») «В месяце Квинтилии (т.е. пятом) 
под властью 
[98][нового] царя римлянин уже ничего не [будет бояться] от гетов». Они 
утверждали, что пятым месяцем был июль, одни из них указывая на то, что с 
наступлением марта началась осада, другие же, что раньше, до царя Нумы, март 
считался первым месяцем, когда действительно время года делилось у римлян на 
десять месяцев и июль поэтому назывался Квинтилием. Но во всем этом не было 
никакой правды: новый император не появился тогда у римлян, да и осада спустя 
еще целый год не была снята, и вновь при Тотиле, короле готов, Риму пришлось 
испытать те же опасности, о чем я расскажу впоследствии. Мне кажется, что это 
сивиллино предсказание указывало не на это наступление варваров, но на какое-то 
другое или уже бывшее, или которое будет впоследствии. Я полагаю, что смысла 
сивиллиных предсказаний до исполнения этих событий для человека понять 
невозможно. Причина этого та, которую я сейчас изложу, исследовав все это сам. 
Сивилла говорит не обо всех событиях подряд, и нет связи и последовательности в 
ее речах. Указав в своем стихе о бедствиях Ливии, она тотчас же переносится к 
жизни персов. И там же, упомянув о римлянах, она переносит свое предсказание на 
ассирийцев; и вновь пророча о римлянах, она предсказывает бедствия британцев. 
Вот почему невозможно для какого-либо человека до исполнения дела понять 
что-либо из сивиллиных предсказаний; только само время, когда уже исполнится 
это дело и ее предсказания можно уже проверить, становится точным 
истолкователем ее песен. Но пусть об этом каждый думает, как ему угодно. Я же 
возвращусь к тому, чем я закончил свой рассказ.

25. Ту ночь, когда готы были отбиты при штурме стен, обе стороны, как было 
сказано, провели без сна. На следующий день Велизарий велел всем римлянам 
отправить в Неаполь детей и жен и тех рабов, которые, по их мнению, не будут 
для них необходимы при охране стен, чтобы не оказаться 
[99]перед лицом недостатка съестных припасов. То же самое он велел сделать и 
воинам, у кого был какой-либо раб или служанка. Он им говорил, что во время 
осады он не в состоянии давать им продовольствия в обычном размере, но что он 
принужден им самим ежедневно выдавать половинную норму, а остальную в деньгах. 
Они так и сделали. И тотчас большое количество народа направилось в Кампанию. 
Одни из них отправлялись на кораблях, воспользовавшись теми, которые стояли на 
якоре в гавани Рима, другие же шли пешком по так называемой Аппиевой дороге. 
Тем, которые шли этой дорогой, так же как и идущим в гавань, не грозила никакая 
опасность, и им нечего было бояться со стороны осаждающих, так как неприятели 
не были в состоянии охватить укреплениями весь Рим вследствие величины города, 
а маленькими отрядами удаляться на большое расстояние от своих лагерей они не 
решались, боясь вылазок римлян. Поэтому осажденные в течение долгого времени 
имели полную возможность уходить из города и извне ввозить в него 
продовольствие. Особенно же по ночам варвары всегда испытывали великий страх и, 
поставив стражу, тихо сидели в своих лагерях. Дело в том, что из Рима в числе 
других часто выходили маврусии и там, где они заставали врагов или спящими, или 
на дороге малочисленными отрядами (что обычно часто случается при 
многочисленном войске вследствие необходимости сбывать всякое продовольствие 
или пасти лошадей, мулов или другой скот, идущий на еду), они их убивали и 
тотчас же забирали добычу; если же случалось, что они попадали на неприятелей 
более многочисленных, чем они, они бегом уходили от них, будучи по природе 
людьми быстроногими, легко вооруженными и привычными к бегу. Таким образом, из 
Рима спокойно могло переселиться большое количество народа, и одни из них 
отправились в Кампанию, другие в Сицилию, а некоторые ушли в другие места, где 
они считали, что им будет лучше и куда легче добраться. Видя, что число воинов 
у него совсем не соответствует длине стен (воинов у Велизария, как 
[100]было мной сказано выше, было мало), и так как одни и те же воины не могли 
нести без сна сторожевой службы, то часть их естественно должна была спать, 
когда другие стояли на страже, кроме того, видя, что большая часть простого 
народа страдает от бедности и недостатка съестных припасов (ведь люди рабочие и 
ремесленники запасов имеют всего лишь на один день, а вследствие осады 
вынужденные остаться без заработка, они не имели никаких средств для 
приобретения себе пропитания), Велизарий зачислил их в качестве рядовых воинов 
и присоединил к каждому сторожевому отряду, назначив такому рядовому 
определенное ежедневное жалованье. Таких групп оказалось достаточно для несения 
сторожевой службы, и каждой такой группе в определенную ночь была назначена