тем, что они сами начали наступление, можно было бы, по их мнению, заставить 
поколебаться самомнение стоящих против них врагов. Когда одержало верх 
предложение тех, которые предлагали наступление 
[33], все тотчас двинулись против персов. И тут лазы не пожелали стоять с 
римлянами в одних рядах, выставляя на вид, что римляне вступают в сражение и 
подвергаются такой опасности не во имя спасения своей родины или своих близких: 
для них же, лазов, этот бой – защита от опасности их детей, жен и отчих земель. 
Поэтому им было стыдно своих жен, если бы случилось им быть побежденными и этом 
сражении. Они считали, что со всей необходимостью сама собой явится доблесть и 
смелость у тех, которые ее даже не имеют. Поэтому они все воспылали желанием 
идти первыми один на один против врагов, чтобы римляне в этом деле не внесли 
смущения в их ряды, не будучи охвачены одинаковым с ними рвением и жаждой 
подвергаться опасности.

Обрадованный таким воодушевлением лазов Губаз, созвав их недалеко от римлян, 
обратился к ним с такой речью:

«Я не знаю, воины, нужно ли мне обращаться к вам с речами, возбуждающими 
смелость. Я думаю, что ни в каком поощрении не нуждаются те, которых, как это 
случилось с нами теперь, возбуждает и воспламеняет к проявлению храбрости 
тяжелое положение наших дел. Мы подвергаемся опасности во имя наших жен и детей,
 во имя земли наших отцов, одним словом, во имя всего того, из-за чего подняли 
на нас оружие персы. Ведь ни один человек в мире добровольно не уступает тем, 
которые силою хотят отнять что-либо из его достояния, так как сама природа 
заставляет его бороться за свое. Вы хорошо знаете, что жадность персов не имеет 
пределов, если они будут в состоянии добиться власти; если они победят нас в 
этой войне, они не только будут властвовать над нами, но наложат на нас дани и 
в других отношениях будут поступать с нами как с подданными, находящимися под 
их игом; ведь мы не забыли, как недавно еще поступил с нами Хозров. Пусть же не 
на словах только будет ваша решимость напасть на персов и имя лазов не будет 
равнозначно с трусостью. Да и не трудно нам, воины, сражаться с этими мидянами, 
в которыми мы не раз сходились в 
[34]бою и побеждали их, Людям уже привычным нет ничего трудного, так как уже 
раньше трудность дела была уничтожена упражнением и привычкой. Поэтому вам 
нужно презирать врагов, так как они были не раз побеждены в битвах нами и 
обнаруживают не одинаковую с нами храбрость. А уже раз порабощенный дух обычно 
менее всего способен найти себе путь к бодрости. Так вот, подумав обо всем этом,
 исполненные добрых надежд, идите в рукопашный бой с врагами».

Сказав так, Губаз повел войско лазов и выстроил их следующим образом. Первыми 
шли всадники лазов, выстроенные фронтом, а позади, довольно далеко, за ними 
следовала римская конница; ею командовал Филегаг, родом гепид, человек очень 
энергичный, и Иоанн, родом из Армении, исключительно хорошо знающий военное, 
дело, сын Фомы, но прозванию Гудзы, о котором я упоминал раньше в 
предшествующих книгах (II, гл. 30, §4). В авангарде шли Губаз, царь лазов, и 
римский полководец Дагисфей с пехотой того и другого народа с тем расчетом, что 
если случится всадникам бежать, то они очень легко могут спасти их. Таков был 
боевой строй римлян и лазов; а Хориан, выбрав из своих приближенных войск 
примерно тысячу человек, вооружив их панцирями и другим оружием, как только мог 
лучше, послал их немного вперед в качестве сторожевого отряда, а сам со всем 
остальным войском шел сзади их, оставив к лагере небольшое количество воинов 
для охраны. Шедшая передовым отрядом конница лазов своими действиями покрыла 
позором сделанные ею заявления и обманула своим поведением возлагавшиеся на нее 
надежды. Наткнувшись внезапно на передовые отряды врагов, она не вынесла даже 
вида их и, повернув тотчас коней, без всякого порядка стала отступать и 
стремительно, гонимая врагами, смешалась с римлянами, не отказавшись укрыться 
под защиту тех, с которыми раньше не выражала желания даже стоять в одних рядах.
 Когда неприятельские войска оказались близко.друг от друга, то вначале 
[35]ни те, ни другие не начинали рукопашного боя и не сталкивались друг с 
другом. Если какой-либо отряд неприятелей с той или другой стороны делал набег, 
они отступали, а когда враги отступали, они их преследовали. В таких нападениях 
и отступлениях, в таких быстрых чередованиях они потратили много времени.

В этом римском войске был некто Артабан, родом из персо-армян, который много 
раньше перебежал к армянам, подданным римлян, не просто, но убийством ста 
двадцати воинственных и крепких персов дав римлянам ручательство в своей 
преданности. В то время Валериан был начальником римских войск и Армении. Придя 
к нему, Артабан просил дать ему пятьдесят римлян. Получив просимое, он пошел на 
укрепление, лежавшее в пределах персо-армян. Это укрепление занималось ста 
двадцатью персами. Они приняли его с его спутниками, так как еще не было ясно, 
что он, перейдя на сторону врагов, замыслил государственный переворот. Он же, 
убив этих сто двадцать персов и разграбив все те богатства, которые были в этом 
укреплении (а их было очень мною), вернулся к Велизарию и к римскому войску. 
Этим он доказал римлянам свою верность и в дальнейшем входил в состав их войска.
 Во время этой битвы Артабан, взяв с собой двух римских воинов, вышел на 
середину между двух войск, куда явились и некоторые из врагов. Устремившись на 
них, он тотчас же поразил копьем одного из персов, выдающегося и доблестью духа 
и силою тела, и, сбросив с коня, поверг его на землю. Один из варваров, 
стоявший рядом с павшим, нанес мечом Артабану рану, но не смертельную, в голову,
 в области уха, но другой из спутников Артабана, родом гот, поразил этого самою