вы тоже окажутся навеки запечатленными, вследствие чего они, 
возможно, с большим опасением станут совершать свои беззакония. (9) Кто бы из 
поздних поколений знал о распутной жизни Семирамиды или о безумии Сарданапала и 
Нерона, если бы память об этом не оставили сочинители тех времен? Кроме того, и 
для тех, кому выпадет судьба претерпеть подобное от тиранов, мой рассказ не 
окажется вовсе бесполезным. (10) Ибо попавшие в несчастье обычно находят 
утешение в том, что не на них одних обрушиваются беды. Поэтому я и начну свое 
повествование, поведав сначала о том, что постыдного было совершено Велисарием, 
а затем открою и порочные деяния Юстиниана и Феодоры.
      (11) Была у Велисария жена, о которой я упоминал в своих прежних 
книгах668. Дед и отец ее были возничими, показывая свое искусство в Виз?нтии669 
и Фессалонике, мать же была блудницей при театре670. (12) Сама она тоже вначале 
вела развратную жизнь, не ведая удержу в своих страстях. К тому же она 
приобрела большой опыт в изготовлении снадобий, что передавалось у них в семье 
по наследству. Получив все необходимые ей познания, она впоследствии сделалась 
законной женой Велисария при всем том, что была уже матерью многих детей. (13) 
И здесь она с самого начала отнюдь не считала для себя зазорным предаваться 
прелюбодеянию, однако тщательно скрывала это не потому, что стыдилась 
собственного нрава или испытывала какойлибо страх перед супругом (она никогда 
и ни в чем не ведала даже и малейшего стыда, а мужа, опутанного многими ее 
чарами, крепко держала в руках), но по той причине, что опасалась наказания от 
василисы. Ибо Феодора была очень сердита на нее и открыто проявляла свой 
гнев671. (14) Но потом, оказав ей [Феодоре] помощь в трудных для той 
обстоятельствах, [Антонина] сделала ее кроткой по отношению к себе. Сначала она 
умертвила Сильверия672, каким образом, об этом я скажу позднее673, а затем 
погубила Иоанна Каппадокийского, как я рассказал об этом в предшествующих 
книгах674, с тех порто она, без малейшей боязни и нисколько не таясь, стала 
считать для себя дозволенным любой грех.
      (15) Был в доме Велисария некий юноша из Фракии по имени Феодосии, по 
отеческой вере из так называемых евномиан675. (16) Собираясь отплыть в Ливию676,
 Велисарий опустил его в святую купель и извлек оттуда собственными руками677. 
Таким образом он и его жена усыновили его, как это принято по христианскому 
обычаю. Поэтому Антонина, как и подобает в подобном случае, возлюбила Феодосия, 
ставшего, согласно Священному писанию, ее сыном, очень заботилась о нем и 
держала подле себя. (17) Но тотчас же во время этого плавания она безумно 
влюбилась в него и, пылая безудержной страстью, отринула всякий страх перед 
Богом и людьми. Сначала она сходилась с ним тайно, но в конце концов стала 
делать это в присутствии рабов и рабынь. (18) Ибо, одержимая страстью и явно 
обезумевшая от любви, она уже не видела никаких препятствий к этому. Однажды в 
Карфагене Велисарий застиг их на месте преступления, но сам, по собственной 
воле, дал жене обмануть себя. (19) Застав их вместе в подземном помещении, он 
пришел в гнев, она же ничуть не оробев и не пытаясь както все это скрыть, 
сказала. «Я пришла сюда, чтобы вместе с этим юношей спрятать самое ценное из 
нашей добычи, чтобы о нем не стало известно василевсу». (20) Так сказала она в 
свое оправдание. Он же, позволив убедить себя, оставил их безнаказанными, хотя 
сам видел, что у Феодосия распущен пояс, поддерживающий штаны у срамных мест678.
 Движимый любовью к этой женщине, он предпочел думать, что зрелище, представшее 
перед его собственными глазами, ничуть не соответствует действительности679. 
(21) Похоть ее, возрастая с каждым днем, дошла до невыразимой гнусности, и 
тогда как остальные, видя, что творится, хранили молчание, лишь одна рабыня, по 
имени Македония, в Сиракузах, когда Велисарий овладел Сицилией680, взяв со 
своего господина самые страшные клятвы, что он никогда не выдаст ее госпоже, 
поведала ему обо всем, приведя в качестве свидетелей двух юных рабов, 
прислуживавших в спальне. (22) Узнав все, Велисарий приказал неким людям из 
своей свиты убить Феодосия. Но тот, заранее вызнав об этом, бежал в Эфес. (23) 
Дело в том, что большинство из его [Велисария] людей изза неустойчивости его 
характера больше заботились о том, чтобы угодить жене, нежели выказывать 
расположение мужу. Поэтомуто они и выдали то, что было им поручено 
относительно Феодосия. (24) Константин681 же, видя, какую страшную муку 
испытывает Велисарий от всего случившегося, сочувствуя ему, ко всему прочему 
добавил: «Что до меня, то я скорее бы прикончил эту женщину, нежели юношу». 
(25) Узнав об этом, Антонина постаралась скрыть свой гнев, с тем чтобы проявить 
свою ненависть к нему, когда наступит удобное время. (26) Была она сущим 
скорпионом я умела таить свои гнев. Немного времени спустя то ли колдовством, 
то ли ласками она убедила мужа, что обвинение девицы было якобы ложным, и тот 
без малейшего колебания вызвал назад Феодосия, а Македонию и отроков согласился 
выдать жене. (27) Всем им она сначала, как говорят, отрезала языки, затем 
изрубила их на куски, покидала в мешки и без малейшего угрызения совести 
бросила в море. В совершении этого тяжкого греха ей содействовал один из ее 
слуг, по имени Евгений, тот самый, который осуществил и преступное убийство 
Сильверия. (28) Вскоре и Константин был убит Велисарием по наущению жены. Ибо 
именно тогда случилось дело Президия и кинжалов, о чем мной рассказано в 
предшествующих книгах682. (29) Константина собирались было уже освободить, 
однако Антонина не отступалась до тех пор, пока не отплатила ему за те слова, о 
которых я упомянул. (30) По этой причине Велисарий навлек на себя огромную 
ненависть и со стороны василевса, и со стороны всех именитых римлян.
      (31) Вот во что это вылилось. Феодосии же заявил, что не может явиться в 
Италию, где пребывали тогда Велисарий и Антонина, если не будет устранен с 
дороги Фотий. (32) Ибо Фотий по природе своей вечно чувствовал себя уязвленным, 
если ктолибо пользовался у кого бы то ни было большим влиянием. В случае же с 
Феодосием он вполне обоснованно задыхался от гнева, поскольку несмотря на то, 
что он приходился сыном [Антонине], его не ставили ни