лось встретить кого-либо столь же могучего, после того как он убил  на
горе Аравии великана Ритона, который вызвал  его  на  единоборство.  Тот  из
бород убитых им королей сделал себе меховой плащ и повелел Артуру, чтобы  он
тщательно выщипал свою бороду и выщипанные из нее волосы доставил ему и, так
как Артур одолел других государей, то, воздавая ему почет, он уложит  волосы
с его бороды поверх всех остальных. В противном случае он,  Ритон,  вызывает
его на бой, и кто из  них  возьмет  верх,  тому  достанутся  плащ  и  борода
побежденного. Они начали схватку, и в ней возобладал Артур, который захватил
бороду своего противника вместе с добычей и впоследствии утверждал,  как  мы
уже знаем, что ему никогда не встречался кто-либо столь же могучий, как этот
Ритон. Итак, одолев, как сказано выше,  чудовище,  Артур  со  спутниками  по
миновании ночи, когда едва забрезжил рассвет,  возвратился  к  своим  шатрам
вместе с головою поверженного; подивиться на нее отовсюду сбегались воины  и
возносили хвалу тому, кто избавил страну от столь ненасытной глотки.
     А Хоел, опечаленный утратой племянницы,  распорядился  воздвигнуть  над
телом усопшей на той самой горе, где она лежала, часовню,  которая,  получив
свое название от могильного холмика, под коим покоилась  девушка,  и  поныне
зовется Могилой Елены.
     166. По прибытии всех, кого он дожидался, Артур двинулся на Августодун,
где, как он полагал, находится император. Когда он подошел к реке Альбе, ему
сообщили, что тот стоит лагерем невдалеке и располагает столь многочисленным
войском, что битва с ним, как говорили, окажется для Артура пагубной. Однако
нисколько не устрашившись этих известий, Артур  не  пожелал  отступиться  от
своих замыслов, но разбил у названной выше реки свой лагерь, из которого мог
беспрепятственно пойти  на  врага  и  в  котором,  если  понадобится,  снова
укрыться. К Луцию Гиберию он направил двух ближайших королевских советников,
а именно Бозона из Бычьего Брода и Герина Карнотского,  а  также  Вальвания,
своего племянника, дабы те уведомили  римского  императора,  чтобы  он  либо
покинул пределы Галлии,  либо  уже  завтра  вышел  на  поле  сражения,  дабы
испытать на деле, кто из них располагает большим правом на Галлию.  Молодежь
при дворе Артура, возликовав, принялась подбивать Вальвания, чтобы  подобное
испытание он начал уже в лагере императора и таким образом  дал  возможность
скрестить оружие с римлянами.
     Послы Артура прибыли к Луцию и повелели ему либо покинуть Галлию,  либо
на следующий день выйти сразиться. Когда же тот заявил им в ответ, что и  не
подумает уходить и что, больше того, он пришел сюда, чтобы тут  властвовать,
в их беседу вмешался Гай Квинтилиан, племянник Луция,  который  сказал,  что
бриттам более свойственно хвастаться и угрожать,  чем  выказывать  отвагу  и
доблесть. Разгневанный его  словами,  Вальваний  обнажил  меч,  которым  был
препоясан, и, снеся обидчику голову,  устремился  вместе  с  сотоварищами  к
коням. Римляне бросились вдогонку за ними, кто  пешим,  кто  на  коне,  дабы
отметить гибель своего соплеменника послам, которые, скача  что  было  мочи,
стремились от них  ускользнуть.  А  Герин  Карнотский,  заметив,  что  некто
начинает его настигать, внезапно обернувшись  назад,  ударил  преследователя
копьем и, пронзив его через доспех посредине груди, изо всей силы поверг его
наземь. Бозон из Бычьего  Брода  проникся  завистью  к  Герину  Карнотскому,
свершившему столь доблестное деяние и, повернув  коня,  первому  попавшемуся
ему навстречу вонзил копье в горло и смертельно раненного свалил с коня,  на
котором тот гнался за ним.  Между  тем  Марцелл  Муций,  обуреваемый  жаждой
отметить  за  Квинтилиана,  уже  угрожал  Вальванию  со  спины  и  стал  его
останавливать, как вдруг тот, резко  обернувшись  назад,  своим  мечом  снес
Муцию вместе со шлемом голову по самую грудь. Он тут же  препоручил  убитому
передать Квинтилиану, которого поразил насмерть ранее  в  лагере,  дабы  тот
сообщил в преисподней, чем нередко завершаются угрозы и  похвальба  бриттов:
нагнав своих сотоварищей, он обращается к ним с увешанием, чтобы  всякий  из
них, обернувшись на всем скаку, таким же ударом поразил преследующего его по
пятам. Вняв ему, каждый уничтожает одного из преследователей. А римляне, все
же продолжавшие гнаться за ними, обрушивали на них когда мечи, когда  копья,
но им так и не удалось ни остановить кого-либо из несшихся  перед  ними,  ни
свалить кого-либо наземь. И вот, когда, не прекращая, как сказано, погони за
беглецами, они домчались до леса, оттуда вдруг появляется около шести  тысяч
бриттов, которые, заметив бегство послов с их охраною, укрылись в лесу, дабы
прийти тем на выручку. Выскочив из засады и пришпорив коней, они разражаются
огласившими  воздух  громкими  кликами  и,  закрывшись  щитами,   неожиданно
налетают на римлян и сразу же обращают тех в бегство. В  единодушном  порыве
устремившись за ними, иных  они  сбрасывают  с  коней  ударами  копий,  иных
останавливают, иных убивают. Извещенный об этом  сенатор  Петрей  с  десятью
тысячами воинов поспешил на  помощь  своим  сотоварищам  и  вынудил  бриттов
отойти в тот самый лес, из которого  они  вышли,  не  без  урона  для  своих
воинов, ибо в теснинах бритты оборачивались назад и наносили огромные потери
преследующим.
     Когда бритты описанным образом отступали,  Хидер,  сын  Нуна,  с  пятью
тысячами воинов бросился им на помощь. Отступавшие бритты снова  мужественно
сопротивляются и, недавно подставлявшие спины противнику, теперь, наскакивая
на него грудью, изо всех сил стараются наносить  мощные  удары.  Мужественно
дерутся также и римляне, то сокрушая врагов, то ими сокрушаемые.  Но  бритты
рвались в  бой  с  такой  неудержимостью,  что  их  мало  заботило,  чем  он
закончится, лишь бы только они  приняли  в  нем  участие.  Римляне,  однако,
действовали осмотрительно. Петрей Котта, как полагается хорошему полководцу,
то благоразумно увещевал их нападать, то устремляться в бегство и  благодаря
этому причинял огромный урон неприятелю.
     Когда это