|
, что
препятствует устойчивости основания начатой башни, вы заявили королю, будто
нужно обрызгать щебень моею кровью. Но скажите, что, по-вашему, сокрыто под
основанием? Ведь под ним находится нечто мешающее его устойчивости".
Оробевшие прорицатели промолчали. Тогда Мерлин, прозывавшийся и Амброзием,
проговорил: "Владыка король, призови строителей и прикажи им выкопать в
земле яму поглубже, и ты обнаружишь озеро, которое не дает башне должной
опоры". Когда это было исполнено, под землей действительно оказалось озеро,
в котором и крылась истинная причина неустойчивости основания башни. Вслед
за тем Амброзий-Мерлин подошел к прорицателям и сказал: "Ответьте мне,
лживые вы льстецы, что находится на дне озера?" Не промолвив ни слова в
ответ, они промолчали, словно немые. "Распорядись, властитель, спустить
озеро по канавкам, и ты увидишь на его дне два полых изнутри камня и в них
двух спящих драконов". Король поверил и этому предвещанию юноши, ибо все,
что тот говорил об озере, полностью оправдалось, и приказал его осушить,
пораженный больше, чем всем остальным, самим Мерлином. Да и все окружающие
были поражены его мудростью и сочли, что в нем обитает божественный Дух.
109. Я еще не дошел до этой части моего изложения, как из-за
распространившейся повсюду молвы о Мерлине меня стали побуждать мои
современники и в особенности епископ линкольнский Александр, муж величайшего
благочестия и премудрости, предать пророчества этого юноши гласности. Ни во
всем духовенстве, ни между мирянами не было никого, кому так стремились бы
угодить все те, кого неизменная доброта и благосклонная щедрость епископа
Александра склоняли к повиновению его воле. И вот, решив удовлетворить его
пожелание, я перевел упомянутые пророчества и отослал их ему вместе со
следующим посланием.
110. "Преосвященный Александр Линкольнский, преклонение перед твоей
беспорочностью повелело мне перевести с бриттского языка на латинский
пророчества Мерлина прежде, чем я довел до конца мой рассказ о деяниях
бриттских королей. Ведь я предполагал завершить его раньше, а упомянутые
пророчества привести впоследствии, дабы, занятый одновременно тем и другим,
мой ум не запамятовал некоторых подробностей. Однако будучи убежден в
снисходительности, каковой подарит меня твой свободный от надменности тонкий
разум, я окунул в чернила мое чуждое велеречию незатейливое перо и
по-простецки, не мудрствуя, перевел эти пророчества с неизвестного тебе
языка. И немало меня удивляет, что ты соизволил поручить этот труд перу
жалкому и убогому, хотя бразды твоей власти держат у тебя в подчинении такое
множество более просвещенных и более искусных мужей, которые в состоянии
обласкать слух Минервы твоей наслаждением, проистекающим от более
возвышенных строк. И опережая философов нашего острова, заявляю, что ты
единственный, в чем не обинуюсь признаться, мог бы превзойти всех остальных,
бряцая на твоей исполненной вдохновения лире, когда бы твое высокое
предназначение не призывало тебя к совершенно иным трудам. По этой причине
тебе и было угодно, чтобы Гальфрид Монмутский прогнусил прорицание это на
своей дудке, причем его жалким потугам ты отнюдь не отказываешь в твоем
благосклонном внимании, и, буде он передал что-либо беспорядочно и ошибочно,
исправь его промахи, прибегнув к розге твоих Камен, и придай переведенному
им стройное и правильное звучание".
111. Вортегирн, король бриттов, сидел на берегу осушенного озера, из
которого вышли внезапно два дракона, один белый, а второй - красный. Сойдясь
вплотную друг с другом, они вступили в ожесточенную схватку, извергая из
ноздрей языки пламени. Одолевал белый дракон, и он уже прогнал красного до
самого края озера, но тот, раздосадованный, что белый дракон берет над ним
верх, бросился на него и заставил противника податься назад. И пока они
бились подобным образом, король повелел Амброзию-Мерлину разъяснить, что
предвещает эта битва драконов. И тот, обливаясь слезами, исполнился
пророческого наития и возгласил:
112. "Горе дракону красному, ибо близится его унижение. Пещеру его
займет белый дракон, который олицетворяет призванных тобой саксов, тогда как
красный - исконное племя бриттов, каковое будет утеснено белым драконом.
Горы Британии сравняются с ее долами, и реки в долах ее станут струиться
кровью. Почитание истинной веры иссякнет, и взорам предстанут развалины
Господних церквей.
И все же вера, гонимая и утесняемая, в конце концов возьмет верх и
устоит перед свирепостью иноземцев. Придет на подмогу и вепрь из Корнубии и
своими копытцами растопчет их выи. Господству его подпадут на океане лежащие
острова, и он овладеет Галльскими лесами и рощами. Вострепещет дом Ромулов
пред его свирепостью, и будущее римской державы станет сомнительным. Уста
народов станут его прославлять, и его деяния доставят пищу повествователям.
После него будет еще шесть венценосцев, но затем воспрянет германский змий.
Возвеличит его водный волк в сопровождении африканских лесов. Снова
иссякнет вера, и переместятся епархии. Лондонский епископат украсит собой
Доробернию, и седьмой эборакский пастырь будет собирать вокруг себя толпы в
Арморике. Меневия облачится в мантию Города Легионов, и онемеет
проповедник-просветитель Ибернии из-за чада, растущего в материнском чреве.
Будет низвергаться кровавый дождь, и свирепый голод изнурит смертных.
Красный дракон будет охвачен скорбью, претерпевая все это, но, перестрадав,
снова окрепнет.
Тогда белого дракона постигнут бедствия, и в садах его рухнут здания.
Погибнут семь венценосцев и один из них будет причислен к лику святых.
Материнские чрева будут иссечены, и младенцев извлекут из них недоношенными.
Случится великое истребление сынов человеческих, дабы восстали из праха
исконные обитатели острова. Кто это свершит, того облекут бронзовым мужем, и
он на тако
|
|