происхождения 
мифа о Христе (см. переработанное издание именно так и названной книги 1921 
года). Кроме несоответствия созданного образа Иисуса духу времени, в которое 
этот образ был помещен, Древе подчеркивал психологические несоответствия в 
фигуре Христа, незнание создателями этого образа психологии людей той эпохи, а 
также исторические противоречия: Ирод, при котором должен был родиться Христос, 
умер уже в 4 году до н. э., а сирийский наместник тех дней Кирений исполнял 
свои обязанности вовсе с 7 по 11 годы н. э.
[120]
.

Расцвет деятельности Иоанна Крестителя должен был прийтись на правление в 
Абилене тетрарха Лизания, который на самом деле умер в 36 году до н. э., к тому 
же Абилена никогда не была тетрархией. Анна и Кайяфа якобы одновременно были 
первосвященниками, но первосвященник мог быть только один. Судя по описанию 
Флавия, царь Ирод I был достаточно гуманным человеком, и уж ни в коем случае он 
не стал бы устраивать «избиение младенцев» (Древс, с. 33). В общем, авторы, 
писавшие Евангелия, не имели представления о действительной истории и образе 
жизни людей древней Палестины. Не были они знакомы и с реконструкциями 
историков эпохи Возрождения. Итак, верхняя и нижняя границы времени написания 
Евангелий обозначились: «выше» поздней античности и «ниже» Ренессанса. Мое 
первичное подозрение падает на эпоху от X до XIV веков.

Тщетное долгое ожидание возвращения Спасителя (например, ожидание скорого его 
возвращения в Евангелии от Марка, 13, 7-13) должно было превратить христианство,
 буде таковое существовало уже в античности, в посмешище. Неисполнение 
предсказания в течение многих поколений должно было повлиять на христиан, и 
если и не уничтожить, то полностью изменить их учение. Только ретроспективные 
предсказания – тем более, когда сама ретроспектива вымышлена и отнесена в 
прошлое на почтительное временное расстояние – оказываются якобы верными. 
Разрушение персами Иерусалимского храма должно было вызвать огромный поток 
беженцев, распространивших по всей Европе новые идеи; ими, скорее всего, и был 
дан импульс к написанию Евангелия. Кроме этого, их естественное желание 
отвоевать Святые Земли приблизило эпоху крестовых походов
[121]
.


Уже первый христианский мученик, Степан, нес пропагандистскую нагрузку: рискуя 
жизнью, он предпринял попытку отвратить иудеев от культа храма. Этому можно 
найти соответствие в византийском иконоборчестве, идеология которого зародилась 
одновременно с набирающим силу исламом и с первыми попытками размежевания с 
иудаизмом и самоопределения европейских христиан. Речь идет, следовательно, 
примерно об XI веке
[122]
.

Древнейшие христианские тексты представляли собой собрания афоризмов, вложенных 
с течением времени в уста Спасителя. Ориген, один из ранних «Отцов церкви», 
знал множество Христовых изречений, не имеющих соответствия в канонических 
Евангелиях. Мусульманами записана добрая сотня только им известных высказываний,
 которые они приписывают Христу (собраны Аси-ном Паласиосом).
После попыток перепроверить евангельские цитаты в произведениях средневековых 
авторов, я вынужден с сожалением констатировать, что, в основном, встречается 
либо не совсем внятное цитирование, либо цитата стоит в тексте, который, судя 
по впечатлению, написан или, по меньшей мере, переписан лишь в эпоху 
Возрождения. Кроме того, в Новом Завете встречаются чрезвычайно подозрительные 
с точки зрения содержания места: маловероятно, чтобы Павел поехал в Дамаск с 
целью преследования христиан, как об этом сообщается в Деяниях апостолов 
(Евангелие от Луки, гл. 9). Скорее всего, он, согласно древнейшей традиции, 
ожидал там возвращения Христа. Вообще, в древнем мире Дамаск, как город Ветхого 
и Нового Заветов и Страшного суда, имел настолько большое значение, что первые 
исламские калифы, Омейяды, сделали его в VII веке своей столицей. А вот 
упоминание в Евангелиях Назарета можно смело зачислить в разряд недоразумений: 
как город Назарет появился только в эпоху крестовых походов.
В многочисленных противоречиях Евангелий и Посланий отражаются дискуссии 
находящейся в процессе становления господствующей церкви, выросшей из различных 
противоборствующих духовных течений. Иногда одни послания Павла комментируют 
другие послания Павла (Детеринг, 1995), причем и те и другие написаны не им. 
Три так называемых «пасторальных послания» (два – к Тимофею и одно – к Титу) 
принадлежат еще одному автору, который не знает ни жизненных обстоятельств 
вымышленного персонажа по имени Павел, ни прежних его вероучительных 
высказываний. Первоначально, скорее всего, они задумывались для других целей, а 
не для фальсификации «Посланий» Павла.
Сведение текстов Нового Завета в единый Канон должно было удовлетворить обе 
партии: последователей Петра и последователей Павла. То есть в него на общих 
основаниях, без расстановки приоритетов, вошли все важнейшие положения обеих 
сторон. В этом-то и состояла цель канонизации: создать сложные, таинственные, 
не поддающиеся интерпретации (и, стало быть, интерпретируемые богословами каким 
угодно образом) тексты трудно определимого авторства. Для утверждения и 
окончательной правки Канона средневековая церковь создала ересиологические 
сочинения (например, Иринея), в которых явно