|
ий мир царствия
небесного». Прямо так сразу? Минуя преддверие ада или чистилище? Он погребен в
церкви «святых апостолов Петра и Павла». Человек, имеющий хоть малейшее
представление о возникновении церковных догм, сразу поймет, что для VIII века
это выражение совершенно невозможно. Так же, как и то, что Папу Римского Бэда
именует «Святой отец».
Обоснование роли Рима как центра и средоточия церковной жизни («ибо в нем жили,
учили, скончались и погребены святые апостолы Петр и Павел») типично для XII и
XIII веков. Вспомним епископов Сантьяго в Галисии, более столетия
претендовавших на главенствующую в церкви роль на том основании, что в их
городе покоятся мощи брата Господнего Иакова, знаменитейшего из апостолов. Бэда
основывает свою аргументацию на «решениях синода в Витби, 664 год н. э.» и
подчеркивает величие вселенской церкви, которая «как у себя дома в Африке, Азии
и Египте» (с. 209). Однако, как считается, в то время в большей части этих
регионов царил ислам. И католическими они никогда не были.
К сожалению, книга Бэды оканчивается на 731 годе; тем не менее ему известны
битвы при Туре и Пуатье (732 год), в которых сарацины потерпели сокрушительное
поражение (с. 213). Совершенно без всяких оснований Бэда приводит перечень
святых мест в Палестине.
Спор о дне празднования Пасхи, имеющий для Бэды большое значение, выглядит
анахронизмом, так как он означает разрыв с иудаизмом (Бодманн, с. 214). А это
случилось либо уже в IV веке, – конечно, если церковь в то время существовала,
– либо необходимость в этом возникла только в XI веке (при историческом
рассмотрении). Мы еще не раз вернемся к спору об определении дня Пасхи как
важному ориентиру для определения времени создания текстов.
Основной вопрос: когда наступает день весеннего равноденствия. По «так
называемым постановлениям Кесарийских соборов (V—VI века)» этот день приходился
на 25 марта, в то время как александрийская община придерживалась даты 22 марта
– последней, рассчитанной самими иудеями перед изгнанием; впоследствии
корректировка стала невозможной. Перенесением срока на (языческие) 25 марта
подтверждалось господство Рима и размежевание с праздником иудейской пасхи
(пейсах).
Бэда, однако, за точку отсчета берет 21 марта, дату, абсурдную для VIII века:
за счет ошибки юлианского календаря начало весны он должен был наблюдать 14
марта. 21 марта – это возвращение к солнечному календарю Августа, принятому в
те годы, когда жил Христос. Обращение к этому календарю приводит к тому, что
юлианский календарь в XV веке неверен (это неоднократно было установлено
Николаем Кузанским и Региомонтаном). Когда Римский Папа Григорий (1582)
предпринял, наконец, астрономически выверенное исправление календаря (причем
разница составила 10 дней), он взял за точку отсчета другое «великое событие»
вместо точки отсчета, привязанной к жизни Христа: двадцатилетие правления
«первого христианского» императора Константина (325), ознаменованное к тому же
«первым Вселенским Собором» (Никейским).
Так что с переносом даты равноденствия Бэда поспешил ни много, ни мало – лет на
семьсот.
Еще одна типичная ошибка: в хронологической таблице Бэды Достопочтенного и во 2
главе первой книги «Проповеданной истории» появляется некая дата «до воплощения
Спасителя», важная отправная точка: завоевание Англии Цезарем (693 г. от
основания Рима = 60 году до н. э.). Бодманн предполагает (с. 200), что «вблизи
начала координат (имеется в виду 1 год н. э.) это вычитание следует
воспринимать как само собой разумеющееся». Тем самым она разрушает всю свою
красиво выстроенную систему мыслей о том, что даты «до рождества Христова»
вошли в обиход лишь в эпоху Возрождения. Ту же ошибку (с другой датой)
допускает и Исидор.
Другая общая для Исидора и Бэды ошибка: картографические анахронизмы. До
появления карты Эбсторфера (ХШ век) существовали лишь портоланы, карты
побережья для мореплавателей. Карты мира наподобие каталонской (1375) в раннем
средневековье еще немыслимы. Как они попали в рукописи Бэды и Исидора – загадка.
Промах становится очевиднее, когда мы узнаем, что атласу мира предшествуют
хронологическая таблица и расчет даты празднования Пасхи, как сообщает Бодманн
(с. 219). Подобный контекст отсылает нас именно в XIV век, когда рука об руку
развивались география, астрономия и церковная догматика.
На рубеже
Обратимся (вместе с Бодманн) к Регино фон Прюм (ум. в 915), которого я (и
Регина Зоннтаг) рассматривал как первого серьезного летописца. Разумеется, он –
как и его «предшественник» Бэда Достопочтенный – не был признан современниками
(излюбленное выражение сегодняшних ученых, выдающее наше непонимание феномена).
«Время его еще не пришло», – пишет Бодманн (с. 223). Сильные сомнения
охватывают меня, когда я думаю обо всех этих «великих непонятых», намного
опередивших свое время.
Отправная точка Регино Прюмского – смерть доблестного Карла Мартелла (741),
спасителя Запада и истребителя сарацинов; тем самым осуществляется продолжение
«Истории» Бэды Достопочтенного. Однако летопись Регино начинается в 1 году от
Рождества Христова (н.э.); доисторического времени больше нет. Или еще нет? Так
приоткрывается роль прюмского монаха, выполняющего вспомогательную функцию
шарнира. Первым в полной мере используя летоисчисление от Рождества Христова
(работы, следовательно, написаны после 1000 года), он выглядит этакой амфибией,
промежуточным звеном между фальсификаторами эпохи гуманизма и позднего
средневековья.
Список византийских императоров он переводит в новое летоисчисление; это важная
и необходимая привязка к всемирной хронике. Бодманн (с. 222) именует это
предприятие «двойственным», особенно когда годы правления Карла Мартелла
соседствуют с годами правления императора Льва. Только при помощи (еще одного)
этого синхронизм
|
|