с расстояния в шесть миль от Иерусалима в зловонных бурдюках, спешно выделанных 
из бычьих шкур. Бароны приступили к изучению конфигурации города, затем 
построили два деревянных "замка" и три дня (воскресенье - 10, понедельник - 11 
и вторник - 12 июля) устанавливали их напротив иерусалимской стены, между 
церковью Св. Стефана и Кедронской долиной. 
      Первый штурм начался двумя днями позднее: 
      "Но прежде чем вторгнуться туда, епископы и священники, проповедуя и 
увещевая всех, повелели устроить Бога ради крестное шествие вокруг укреплений 
Иерусалима, усердно молиться, творить милостыню и соблюдать пост". 
      Наконец, пополудни в пятницу, 15 июля, после почти двадцати четырех часов 
боя, произошел решительный перелом: рыцарь по имени Летольд, родом из Турне, 
первым взобрался по лестнице, установленной на деревянном замке, где бились 
Готфрид Бульонский и его брат Евстафий Булонский, на городскую стену: 
      "Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь 
от стен, через город, а наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали 
их, (преследуя) вплоть до Соломонова храма, а здесь уж была такая бойня, что 
наши стояли по лодыжки в крови"14. 
      В то же время граф Раймунд Сен-Жилльский штурмовал южный участок стены и 
принял капитуляцию "эмира", оборонявшего башню Давида, находившуюся в западной 
части иерусалимских укреплений; гарнизон сдался графу, который обещал сохранить 
всем жизнь и действительно сдержал слово, отправив мусульман в целости и 
сохранности в Аскалон. 
      Следующие строки анонимной хроники дают представление о чувствах, которые 
переживали, как один, все крестоносцы: 
      "Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото и серебро, коней и 
мулов, забирая (себе) дома, полные всякого добра. (Потом), радуясь и плача от 
безмерной радости, пришли наши поклониться гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему 
свой долг"15. 
      Взятие Иерусалима и последующая резня являются самой кровавой и черной 
страницей в истории крестового похода; для славы самих же крестоносцев было бы 
лучше, если б она никогда не была написана, чего так желал уже неоднократно 
нами упоминаемый историк XII в. Гильом Тирский. Но эти люди, три года бывшие в 
пути, каждодневно подвергали опасностям собственные жизни, познали голод и 
жажду, усталость в дороге, конца и края которой не видели. Их ожесточение 
достигло своего апогея, когда они увидели, что мусульмане на стенах намеренно 
подвергают оскорблениям христианский крест. Каждый мог ожидать, что победа 
будет сопровождаться вспышками насилия; но от этого она тем не менее не стала 
постыдной. 
      17 июля 1099 г. - спустя два дня после штурма - бароны собрались в Святом 
городе, чтобы выбрать средь себя вождя, способного сохранить завоеванную землю 
и управлять ею наилучшим образом. Особой его задачей, по словам Альберта 
Ахейского, должна была стать охрана Святого Гроба Господня, что напоминает нам 
о главной цели крестового похода: все бароны покинули отчий дом и перенесли 
столько испытаний, чтобы вернуть Гроб Господень христианскому миру. Вне 
зависимости от амбиций каждого из них изначальных, как у Боэмунда, или 
зародившихся по ходу экспедиции у других баронов, - все они хранили верность 
своему первому обету наравне с бедняками и мелкими рыцарями. Прежде всего, 
нужно было сохранить то достояние всех христиан, каковым являлась гробница 
Христа. 
      Каждый из присутствовавших на военном совете, собравшемся спустя три года 
после отправки экспедиции, в захваченном наконец городе, должен был ощущать его 
торжественность. Великий проект папы Урбана II был претворен в жизнь; 
оставалось только обеспечить ему дальнейшее существование, которое, правда, 
могло быть исключительно шатким: завоевания крестоносцев состояли всего лишь из 
территориальной полосы, причем не связанной между собой, поскольку Иудея и 
Галилея еще не были полностью захвачены, и в любой момент нападение со стороны 
могущественных городов Дамаска или Аскало-на, расположенных в опасной близости, 
грозило армии баронов уничтожением. Большинство прибрежных городов, за 
исключением срочно укрепляемой Яффы, оставались в руках мусульман, и 
крестоносцы могли ждать помощи только со стороны моря, откуда, в крайнем случае,
 можно было подвести продовольствие. 
      На мгновение могло показаться, что Святой город следует передать в руки 
церковного вождя. Клирики не жалели сил, защищая эту идею вне стен совета - 
ведь город был церковной вотчиной, а поскольку папский легат умер, не дойдя до 
него, нужно было бы выбрать среди присутствующих клириков патриарха, который и 
примет Иерусалим на хранение. 
      Но всем было ясно, что город еще более нуждается в активном защитнике; по 
общему мнению участников совета, им должен быть король, умело владеющий оружием,
 способный организовать оборону, и, как следствие, подчинение еще не 
завоеванных территорий, а также обеспечить единство среди баронов, остающихся в 
Святой Земле. После этого совет сделал выбор, который - какими резонами его не 
объясняли после - продемонстрировал склонность к моральной "чистоте" у этих 
баронов, хоть и не раз проявлявших насильственные и амбициозные черты характера,
 но в данном случае не давших повода обвинить их в низости и в наличии личных 
интересов. Ведь они выбрали не самого богатого - Раймунда Сен-Жилльского, 
которому много рыцарей было обязано своей экипировкой и дорожными издержками, 
ни самого рассудительного Танкреда, характер которого сразу становится понятным 
для нас, если вспомнить, что он принадлежал к тому же семейству, что и Боэмунд, 
но самого "благочестивого" - Готфрида Бульонского. Этот человек за три года 
скитаний, боев и испытаний доказал свою храбрость и мудрость.