Но этим поступком Моле только предоставил более действенную инициативу 
инквизиторам, ибо всякий еретик, отказывающийся от своих признаний, попадал в 
категорию relaps [человека, вновь впавшего в ересь] и рисковал быть осужденным 
на костер. Жестокость и ирония участи, выпавшей тамплиерам, заключалась в том, 
что relaps, не признавая себя нераскаявшимся еретиком, протестовал, утверждая, 
что никогда не отпадал от истинной веры.

Протесты, отстаивающие невиновность рыцарей, бесцеремонность короля Филиппа и 
скептицизм некоторых кардиналов, снова склонили чащу весов в пользу тамплиеров. 
В течение февраля 1308 г. Климент отменил полномочия инквизитора и передал дело 
в Курию. [541]

К концу 1307 г. Гийом де Ногаре мог поздравить себя c успехом, превзошедшим его 
ожидания, и поворот Климента, вне сомнений, принес ему горькое разочарование. 
Легист понял, что следует искать новое оружие; он воззвал к Сорбонне, предложив 
докторам теологии два вопросника, дабы доказать, что король имел право вести 
процесс против тамплиеров - своих подданных и мирян; и стало быть, имущество 
ордена должно оставаться под его присмотром, будучи предназначенным на нужды 
Святой Церкви. Несколькими колкими и жесткими штрихами Ногаре описывает тревогу 
и колебания Жака де Моле:

Магистр сделал первое публичное признание, а потом сказал, что сделал его из 
страха перед пытками, а затем - что первое признание было правдивым <...> 
Сначала, горюя из-за плотского стыда, он умолял, чтобы ему учинили допрос, дабы 
его братья не сказали, что он их добровольно погубил: ему ответили, что были 
свидетели, публично показавшие против него, и ввиду этого его не подвергли 
пытке. Он не подавал никаких признаков страха. [542]

Что касается Гуго де Перо (который пошел много дальше Моле в своих 
свидетельских показаниях), то не был ли он обвинен в том, что заполучил более 
тысячи соискателей посредством кощунственного ритуала? В этих обстоятельствах, 
вопрошал Ногаре, следует ли считаться с их отпирательствами? Можно ли 
предположить, что тамплиеры невиновны? Таким образом, канцлер отвечал на все 
вопросы, которые задавал, посредством логической ошибки, что указывала, в каком 
смысле должны высказываться доктора. Но последние в своих ответах были весьма 
сдержанны и явно смущены навязанной им ролью арбитров.

Ногаре и его коллеги решили в конце концов пренебречь этим и воззвать к 
Генеральным штатам, как поступил ранее Пьер Флотт, чтобы обрести поддержку 
против Бонифация VIII. Между 24 и 29 марта были разосланы приглашения 
духовенству, вассалам короны и каждому городу, где имелись ярмарка и рынок. Для 
пущей действенности одновременно были посланы строгие инструкции королевским 
чиновникам, которых обязывали следить, чтобы приглашения достигли цели.

Согласно ответам, представленным духовенством, знатью и народом. Генеральные 
штаты, собравшиеся в Type, почти исключительно состояли из прокуроров, 
предназначенных исполнять приказы короля и защищать "перед всеми и против всех" 
интересы лиц, их назначивших. Их не уполномочивали судить тамплиеров, поскольку 
прокуроры не могли действовать, превышая свои права, долг и компетенцию. Этим 
можно объяснить податливость, если не равнодушие, ассамблеи по отношению к уже 
опозоренному и поставленному вне общества ордену. Почти все делегаты были 
готовы заявить, что тамплиеры виновны и заслуживают смерти. Но когда Филипп 
снова вопросил парижских теологов, какой процедуре нужно следовать, последние 
смогли только снова сказать, что процесс относится к ведению Церкви. Ногаре и 
Плезиан ждали этого и приготовились к решающей схватке с Климентом V. [543]

Из Тура Филипп и его двор отправились в Пуатье, где 29 мая на публичном 
собрании в "королевском зале" дворца состоялась настоящая репетиция схватки 
между королем и Папой. Поскольку Климент все еще отказывался принимать Ногаре, 
тот велел заменить себя Гийомом Плезианом, который поднялся на нечто вроде 
помоста и оттуда от имени короля произнес резкую обвинительную речь, 
предварительно составленную легистами. [544]

Иисус еще не одерживал над врагами Своей Церкви и истинной веры такой 
необыкновенной победы - столь же восхитительной, великой и быстрой, сколь и 
полезной, необходимой, как Он недавно это сделал <...>, чудесным образом 
обнаружив ередь коварных тамплиеров!

Легист говорил по-французски, а не на латыни, что указывает, какой публике 
(исключая слушателей духовного звания) он адресовался, и также - на 
политический характер его пространной проповеди. К этой победе он приобщил 
короля Франции и народ его королевства, донесших Папе о мерзостях ордена Храма; 
и, понизив тон, добавил к заранее приготовленному тексту грубое заключение:

Итак, Святой Отец, поелику король, бароны и весь народ этого королевства просят,
 чтобы это дело было закончено быстро, пусть будет вам угодно как можно раньше 
поставить в нем точку. В противном случае нам придется говорить с вами на 
другом языке!

Два духовных лица, архиепископы Нарбонны и Буржа, выразили подобные же чувства,