а его в цикличный.
    Как же выглядит типичный для Востока цикл? В самом общем виде, включая и 
Индию, хотя она заслуживает определенной оговорки, можно сказать, что в основе 
цикла лежит примат централизованного государства. Пока государство сильно, все 
противостоящие ему тенденции ослаблены и не могут создать угрозу структуре. Но 
хорошо известно, что крепость централизованной власти не бывает постоянной и 
долговечной. Рано или поздно, по тем или иным причинам центральная власть 
приходит в упадок. Начинается более или менее длительный переходный период, 
который чаще всего отмечен острыми социальными и экономическими кризисами, 
политической неустойчивостью и в конечном счете децентрализацией. Все это, 
вместе взятое, ведет к дестабилизации структуры. Каков же характер воздействия 
на структуру дестабилизирующих ее факторов? Могут ли они привести к ее ломке, к 
радикальной трансформации с последующим возникновением чего-то принципиально 
нового?
    Ни в коем случае. Как показывает анализ исторического процесса, об 
отдельных проявлениях которого уже упоминалось (это особенно заметно на примере 
Египта или Китая, но прослеживается также и в Индии, в Западной Азии, т.е. 
практически везде), от политики децентрализации выигрывают лишь региональные 
правители, которые приобретают автономию, а то и независимость и в случае 
длительности переходного периода превращаются через ряд поколений в фактически 
самостоятельных удельных аристократов, подчас во владельцев феодальных по типу 
вотчин. Эта тенденция к феодально-удельному сепаратизму, однако, при всем своем 
дестабилизирующем воздействии на макроструктуру в целом не привносит в нее 
ничего принципиально нового. Скорее это нечто вроде шага назад: сама структура 
и все свойственные ей отношения остаются неизменными, изменяются лишь масштабы.
    Конечно, это не значит, что в недрах более мелких образований не могут 
протекать серьезные внутренние процессы, принципиально влекшие за собой 
некоторые существенные перемены, как то было, в частности, в чжоуском Китае. Но 
ведь такие же процессы и с тем же конечным результатом могли протекать и 
реально протекали и в периоды активной централизованной администрации в рамках 
крупных политических общностей (речь идет в первую очередь о процессе 
приватизации). Другими словами, политическая децентрализация, как и 
феодализация, сама по себе в условиях восточных обществ не рождает новых 
социальных тенденций, так что дестабилизация в этом случае сводится лишь к 
политическому ослаблению, к развалу государства на части. Рано или поздно 
децентрализация преодолевается за счет действия центростремительных факторов, и 
на смену феодальным княжествам или децентрализованным региональным объединениям 
типа номов вновь приходит эффективная центральная власть, которую возглавляет 
либо один из усилившихся региональных вождей, либо удачливый завоеватель 
(изредка, как в Китае, это мог быть и предводитель крестьянского восстания).
    Социальный и экономический кризисы, протекавшие в рамках цикла, могли бы, 
казалось, вести к более серьезной внутренней стабилизации, особенно тогда, 
когда процесс приватизации уже завершился и частный собственник занял в 
структуре свое прочное, пусть и контролируемое властью место. Однако на 
практике ничего подобного никогда не происходило. Почему же?
    Дело в том, что, вызывая дестабилизацию или способствуя ей (рост 
частнозависимых сокращает доходы казны и ведет к усилению произвола 
недополучивших жалованье чиновников на местах; отсюда ухудшение положения 
производителей, бегство и сопротивление их), частнособственнический сектор 
экономики при этом сам оказывается в очень невыгодном для себя положении: в 
обстановке децентрализации и неэффективной администрации отпадают последние 
административные гарантии, а богатого собственника в первую очередь грабят 
ушедшие в шайки разоренные бедняки и бродяги. Естественно, что в таких условиях 
не приходится говорить о новых тенденциях в социально-экономическом развитии. 
Как это ни парадоксально, но частный сектор на Востоке заинтересован именно в 
сильной, пусть и ограничивающей его власти, ибо только она предоставляет ему 
сколько-нибудь гарантированные возможности для существования. Иными словами, 
даже собственник в рамках традиционной восточной структуры определенно тяготеет 
ко все той же консервативной стабильности.
    
   Динамика исторического процесса
    Итак, в основе исторического процесса на традиционном Востоке с древности 
лежало отчетливо выраженное стремление к консервативной стабильности. 
Естественно, это оказало огромное воздействие на динамику процесса. Если в 
Европе это было движение от низшего к высшему, от отсталого к передовому, т.е. 
линейная динамика прогресса, то на Востоке альтернативой ей оказалось цикличное 
развитие. Но значит ли это, что мы имеем дело лишь с замкнутыми и 
повторяющимися циклами? Не вернее ли говорить о спирали, пусть туго сжатой, с 
налегающими друг на друга витками? А если так, то чем же отличались витки один 
от другого? И что видится в конце спирали?
    Вопросы не просты, и от исчерпывающего ответа на них пока стоит 
воздержаться. Одно несомненно: Восток не стоял на месте. Пусть медленно, но он 
эволюционировал; пусть с реверсиями, но в конечном счете развивался 
поступательно. И все же динамика его эволюции была принципиально иной. Разница 
здесь не ТОЛУО в том, что развитие было не линейным, а цикличным (пусть даже 
циклично-поступательным) и что структура сама отвергала те инновации, которые 
могли бы угрожать ее консервативной стабильности, ее стремлению к 
самосохранению, к гомеостазису. Есть и еще один существенный аспект различий, 
тоже тесно связанный с особенностями структуры.
    Если в Европе двигателем прогресса и активным сторонником инноваций был 
индивид, гражданин-собственник, то в неевропейских и прежде всего 
древневосточных с