х внутренних войнах. Но важно было не 
только воспользоваться истреблением знати, владетельных чинов и близких к ним 
по статусу высокопоставленных да-фу, но также и найти замену им. Ведь нельзя 
забывать, что именно цины и да-фу занимали все ключевые позиции в управлении 
царствами, причем именно им, родовой знати, по традиции принадлежало право на 
важнейшие административные должности. И вот здесь-то и вышли на передний план 
упоминавшиеся уже служивые-ши, низовой слой чжоуских социальных верхов.
    Принимая все чаще и все охотнее на службу этих ши, используя их в качестве 
чиновников и воинов-офицеров, правители царств открыли для себя преимущество 
опоры именно на такого рода ши. Ши были наемными работниками, они шли к 
правителю и верно служили ему, исполняя те должности, на которые он их назначал,
 и получая то жалованье, которое он им выплачивал,— будь то выдачи из казны или 
право на налоги с определенного количества поселений или дворов. Заложив основу 
слоя чиновников и офицеров из числа ши, правители стали со временем опираться 
именно на него. Представители ши назначались н должности руководителей вновь 
создававшихся уездов, они же занимали все более видные должности в системе 
центрального аппарата, вытесняя из него родовую знать. Взаимоистребление и 
общий упадок родовой знати объективно способствовали сравнительной 
безболезненности этого медленного процесса замены цинов и да-фу служивыми-ши. 
Соответственно менялись, а точнее, в известной степени возрождались критерии 
для оценки заслуг: не родовитость аристократа, а личные заслуги чиновника 
начали становиться основой для продвижения и успеха. Это вело к укреплению 
центральной власти и к преодолению феодальной децентрализации. Феодализм как 
социально-политическая система периода Чунь-цю уходил в прошлое, а 
дефеодализованная административно-бюрократическая структура выходила на 
передний план во всех царствах чжоуского Китая.
    В стране в целом создавалась принципиально новая политическая ситуация. 
Складывались условия для объединения царств. Вопрос был теперь в том, как и на 
какой основе можно объединить Китай, кто это может и должен сделать. Ведь 
формально продолжал существовать чжоуский ван, сын Неба, владелец мандата. Он 
все еще возглавлял Поднебесную, хотя не отличался ни особыми достоинствами, ни 
реальной властью, которую крепко держали в своих руках только что усилившиеся 
правители царств. Так кто же и каким образом мог объединить страну в этих 
условиях, да к тому еще и на легитимной основе? Ответы на этот вначале 
общетеоретический вопрос давались разные. Собственно, именно с поисками 
наиболее подходящего, оптимального решения генеральной проблемы объединения 
страны были связаны те процессы, которые с рубежа VI—V вв. стали в центре 
идейно-философских споров в Китае.
    
   Конфуцианство и легизм
    Хотя чжоусцы, как и иньцы, обоготворяли силы природы, во главу которых они 
поставили Великое Небо, религиозная система их заметно отличалась не только от 
древнеиндийской со свойственной ей истовостью религиозного поиска, аскезы и 
стремления к мокше и нирване, но также и от ближневосточной, где храмы в честь 
местных богов обычно активно соперничали друг с другом. Для религиозной системы 
древних китайцев были характеры умеренность и рационализм, минимум мифологии и 
метафизики и, главное, примат этики перед мистикой, т. е. вполне сознательное 
подчинение религиозно-мистического начала требованиям социальной этики и 
административной политики, залогом чего было соединение в руках одних и тех же 
должностных лиц, начиная с правителей, функций чиновников и жрецов. Такого рода 
особенности религиозной системы создавали своего рода вакуум в сфере веры с ее 
эмоциями и жертвенной самоотдачей. Этот вакуум уже в раннечжоуском Китае был 
заполнен культом легендарных героев и мудрецов древности, культом хорошо 
вознаграждаемой добродетели, олицетворением чего была доктрина о Мандате Неба. 
Заполнялся вакуум усилиями раннечжоуских чиновников-историографов, в чьи 
функции входило записывать и воспевать деяния мудрых и добродетельных. 
Результатом деятельности чиновников-грамотеев было создание основы для первых в 
Китае канонических книг — книги исторических преданий (Шуцзин) и книги народных 
песен и священных гимнов (Шицзин). Эти книги заложили фундамент древнекитайской 
мысли, определили характер менталитета китайцев, что не замедлило сыграть свою 
роль. Когда на рубеже VI—V вв. перед страной стала задача объединения, а поиски 
решения этой задачи оказались в центре идейных споров, сложившаяся уже в 
чжоуском Китае система социальных, этических и духовных ценностей определила 
характер и направление поисков, которые шли в русле этики и социальной политики,
 трезвого рационализма, позже также и бесцеремонного прагматизма.
    Первой и наиболее важной для Китая системой взглядов и решения острых 
проблем оказалось конфуцианство, со временем во многом определившее параметры 
китайской цивилизации. Конфуций (Кун-цзы, 551 — 479 гг. до н.э.) был выходцем 
из слоя ши, и его учение в немалой мере отражало социальные позиции и интересы 
этого слоя, хотя далеко не только его. Выдвинув в качестве социального идеала 
эталон благородного цзюнь-цзы, т. е. бескорыстного рыцаря безупречной морали, 
готового на все во имя истины, обладающего чувством высокого долга (и), 
гуманности (жэнь), соблюдающего нормы взаимоотношений между людьми (принципы 
ли) и глубоко почитающего мудрость старших (принцип сыновней почтительности — 
сяо), Конфуций призвал современников следовать этому идеальному образцу. 
Предложив начать моральное совершенствование с самого себя, а затем наладить 
должные отношения в семье («пусть отец будет отцом, а сын — сыном»), Конфуций 
выдвинул тезис о том, что государство — это та же семья, хотя и большая, и тем 
самым распространил принципы ли, и, сяо и жэнь на административную практику и 
государственную политику, в его время весьма далекие от подобных идеалов. 
Конфуцию принадлежит также идея разумного управления государством,