ред движением ихэтуаней объединил всех, кто стоял над китайским народом.

      Чтобы сохранить свой режим, а затем постепенно подчинить движение 
ихэтуаней своему контролю, маньчжурское правительство прибегло к политике 
маневрирования. Губернатор столичной провинции Чжили Юй Лу с большим почетом 
встретил главарей ихэтуаней, их приняла и вдовствующая императрица Цыси.
      После вступления в Пекин и Тяньцзинь отряды ихэтуаней начали громить 
религиозные миссии, осадили иностранные миссии в Тяньцзине и посольский квартал 
в Пекине, разрушили железные дороги и телеграфные линии, сожгли здания 
правительственных учреждений, казнили чиновников-деспотов. Все это вызвало 
панику в маньчжурском правительстве.
      Под давлением массовой антиимпериалистической борьбы вдовствующая 
императрица Цыси вынуждена была 21 июня 1900 г. объявить войну иностранным 
державам. Она хорошо понимала, что проникновение иностранного капитала в Китай 
подрывало феодальные устои, а следовательно, и ее деспотическую власть. Это 
нашло отражение в ее секретных указах: «Уничтожайте всех иностранцев, где бы вы 
их ни обнаружили. Даже если они собираются покинуть вашу провинцию, их надо 
уничтожать». И еще: «Я приказываю, чтобы все иностранцы — мужчины, женщины и 
дети были немедленно уничтожены. Не позволяйте ни одному избежать смерти. Тогда 
наша империя может быть очищена от отвратительного источника разложения и мир 
будет восстановлен для моих преданных подданных».
      Чтобы отвести от себя возмущение обездоленных крестьянских масс, клика 
Цыси пыталась направить их гнев против иностранных миссионеров. Любой 
иностранец, независимо от занимаемой должности, пола и возраста, считался 
врагом Китая, а посему подлежал уничтожению. Подлежали истреблению и 
китайцы-христиане, которые изменили китайским религиям и учениям — 
конфуцианству, буддизму и даосизму.
      Объявив войну иностранным державам, Цыси ежедневно 70 раз перечитывала 
вслух заклинания ихэтуаней, после чего ее главный евнух Ли Ляньин говорил ей, 
что «этим уничтожен еще один заморский дьявол».
      Попытка Цыси расправиться с иностранцами в Пекине с помощью ихэтуаней не 
увенчалась успехом. Ихэтуани, количество которых иногда доходило до 10 тысяч, 
не могли овладеть иностранными миссиями, оборонявшимися 500 профессиональными 
военными. Росло разочарование клики Цыси в возможностях ихэтуаней. Вскоре в 
политике маньчжурского правительства наметился новый поворот. Верх взяла 
группировка князя Дуаня-Ган И, стоявшая за поддержку ихэтуаней.
      Во время восстания ихэтуаней особенно воинственно были настроены против 
иностранцев войска генерала Дун Фусяна: их ввели в Пекин, где они побратались с 
ихэтуанями. Обстановка в столице все более накалялась, и иностранные дипломаты 
потребовали от маньчжурского правительства удаления за пределы столичной 
провинции войск генерала Дун Фусяна, поддерживавших враждебные действия 
населения против иностранцев. Эти войска вывели из Пекина, однако 27 мая 1900 г.
 они вновь вступили в столицу.
      Маньчжурское правительство пыталось заключить перемирие с осажденными и 
настойчиво предлагало посланникам выехать из Пекина под конвоем 
правительственных войск. В иностранных миссиях возникли дебаты по поводу 
дальнейшего пребывания в Пекине: некоторые посланники склонялись к тому, чтобы 
подчиниться ультиматуму и покинуть столицу; другие считали, что в такое смутное 
время следует отсидеться на месте и никуда не выезжать. Наконец, все 
согласились покинуть Пекин и укрыться в Тяньцзине. Так как железная дорога была 
разрушена, предполагалось отправиться на телегах.
      После длительных дебатов посланники в Пекине решили обратиться в Палату 
по иностранным делам (Цзунли ямынь) с просьбой разрешить выезд иностранных 
дипломатов в Тяньцзинь. Ввиду отсутствия ответа на последнее письмо посланников 
по поводу эвакуации из Пекина, утром 20 июня 1900 г. во французской миссии 
состоялось совещание глав дипломатических миссий, на котором обсуждался этот 
вопрос, и было принято решение послать ноту маньчжурской стороне. 
Присутствовавший на совещании германский посланник барон Кеттлер заявил, что он 
один объяснится с маньчжурами. Его уговаривали не делать этого, не подвергать 
себя риску в такое смутное время, но уговоры оказались тщетными.
      Барон Кеттлер решил отправиться в паланкине, взяв с собой 
драгомана-переводчика Кордеса, шестерых солдат охраны и двух конных. С полпути 
он отпустил свою охрану домой, оставив при себе только переводчика. Впереди 
несли паланкин Кордеса, а за ним следовал паланкин Кеттлера. При повороте на 
улицу Хадамэнь Кордес видел, как из группы китайских солдат выделился один и 
выстрелил из винтовки в паланкин Кеттлера. Из паланкина не доносилось никакого 
звука и не видно было никакого движения. Кеттлера поразили наповал: пуля попала 
в шею и пробила шейную артерию. Стрелял в германского посланника солдат из 
войск генерала Дун Фусяна.
      Кордес приказал носильщикам остановиться, те бросили паланкины и, упав на 
землю, поползли в безопасное место. За ними последовал и Кордес — по нему 
открыли огонь, и он был ранен в бедро, но все же смог доползти до американской 
миссии, расположенной недалеко от посольского квартала.
      Когда от Кордеса стало известно о трагическом событии, иностранные 
дипломаты решили послать поисковую группу, чтобы забрать труп Кеттлера. Сделать 
это не удалось: китайские солдаты блокировали все подходы к месту происшествия.
      Труп Кеттлера представители властей пытались спрятать в помещении Палаты 
по иностранным делам, однако ихэтуани потребовали передать его им. Это 
требование не было выполнено. Тогда ихэтуани подожгли здание палаты, а 
обнаруженный труп изрезали на куски.
      Это трагическое событие вызвало панику