повредили трамвайные вагоны, многие из которых были сожжены, убили водителей и 
кондукторов трамваев, 4 июня они прервали телеграфную связь между Пекином и 
Тяньцзинем, а 7 июня убили двух английских миссионеров.
      Участилось «братание» между ихэтуанями и императорскими войсками, и это 
еще более накаляло обстановку в Пекине. Маньчжурское правительство понимало: 
почти все китайцы заражены антииностранными настроениями, поэтому открытое 
выступление против ихэтуаней не сулило ничего хорошего — массовый взрыв 
возмущения мог плачевно окончиться для маньчжурских правителей.
      Учитывая общий антииностранный настрой в Пекине, Цыси 28 мая 1900 г. 
издала указ, обращенный к ихэтуаням: «Пришло время следовать старому и 
испытанному пути наших предков. Помоги нам, божество Юй Хуан! Повинуйтесь и 
следуйте его наставлениям! Смерть иностранцам!»
      Маньчжурские и китайские феодалы не хотели делить с европейскими 
колонизаторами право господства над китайским народом: проникновение 
иностранного капитала в Китай объективно подрывало это монопольное право. Вот 
почему они отравляли сознание китайского народа ядом слепой вражды и ненависти 
ко всему европейскому. Маньчжурское правительство опубликовало указ о выдаче 
вознаграждения за голову убитого иностранца: за каждого мужчину — 50 лянов, за 
женщину — 40 лянов, за ребенка — 20 лянов.
      О том, как правители Срединного государства изощрялись в изображении 
«заморских дьяволов», можно судить по циркуляру, опубликованному губернатором 
провинции Гуандун в 1884 г. В этом циркуляре имеются такие слова:
      «Европейцы не принадлежат к человеческому роду: они происходят от обезьян 
и гусей. Вы, может быть, спросите, откуда эти дикари овладели такой ловкостью в 
сооружении железных дорог, пароходов и часов? Знайте же, что они под предлогом 
проповеди религии приходят к нам, вырывают у умирающих китайцев глаза и 
вынимают мозг и собирают кровь наших детей. Из всего этого делают пилюли и 
продают их своим соотечественникам, чтобы сделать их умными и во всем искусными.
 Только те из них, которые отведали нашего тела, приобретают такой ум, что 
могут изобретать вещи, которыми они гордятся».
      Китаец, приученный столетиями верить всему, что исходило от властей, 
вполне возможно, не находил в таком фантастическом утверждении ничего 
сумасбродного.
      Правители Китая признавали превосходство европейцев в материальной 
культуре. Но свою духовную культуру они ставили превыше всего. По этому поводу 
американский миссионер Грэйвс в 1889 г. писал: «Китайцы не могли не видеть 
превосходства западных народов в военных кораблях, заходящих в их порты; лучшее 
вооружение и современную выучку войск; комфорт и роскошь в мостах проживания 
иностранных купцов, прекрасные дороги, освещенные улицы и водопровод в Гонконге 
и Шанхае». Но, замечает Грэйвс, «многие китайцы подчеркивали, что это всего 
лишь чистая материальная цивилизация, которая проявляется в грубой силе, а в 
интеллектуальном отношении европейцы не могут идти ни в какое сравнение с 
китайскими мудрецами, с их знаниями добродетели, с их утонченными 
рассуждениями».
      Вторжение иностранных держав в Китай, несомненно, было актом произвола, 
агрессии и вандализма против китайского народа. Оно не только вызвало 
героическое сопротивление китайских патриотов, но и внесло переполох в стан 
правителей Китая, которые увидели в этом угрозу своим привилегиям, покушение на 
их великодержавные амбиции. Эту мысль выразил выдающийся русский китаевед XIX в.
 В. П. Васильев: «Считая тысячелетиями свое мировое значение, презирая все 
остальное человечество, как не могущее проникнуться его великими принципами, 
Китай вдруг был выбит из своей проторенной колеи. Не по доброй воле вступил он 
в сношения с другими народами, открыл иностранцам свободный доступ в свои 
гавани; скрепя сердце, увидел он себя поставленным в необходимость учиться у 
тех, которых он считал такими невеждами».
      Некоторые китайские историки, идеализируя движение ихэтуаней, пытались 
изобразить их только в «розовом свете». Они якобы но допускали жестокости к 
своим противникам. Так, Фан Вэньлань в книге «Новая история Китая» писал, что 
«жестокость и разнузданность были характерны не для ихэтуаней, а для 
миссионеров и перешедших в христианство китайцев». Такое утверждение 
недостаточно объективно. Не обеляя иностранных миссионеров и китайских христиан,
 следует подчеркнуть, что ихэтуани на своем пути истребляли всех, независимо от 
возраста и пола, миссионеров и соотечественников-христиан и превращали их 
жилища в пепелище. В такой жестокости надо винить не ихэтуаней, а их главарей, 
отравлявших сознание восставших ядом ненависти ко всему иностранному.
      Иностранные миссионеры, жившие в глубинных районах провинций Шаньдун, 
Шэньси и Шаньси, были истреблены. Их головы выставлялись в китайских храмах. Их 
детей мучили и убивали на глазах матерей, которых затем насиловали, пытали и 
обезглавливали. Тела убитых выбрасывались За городские стены. Один из главарей 
ихэтуаней, прибыв из Пекина в Тяньцзинь в июне 1900 г., похвалялся перед своими 
подопечными:
      — В Пекине мы казнили японского переводчика из японского посольства. Мы 
схватили его, отрезали ему нос, уши, губы, пальцы; искололи тело, а из кожи на 
его спине вырезали себе пояса; из груди вырвали его сердце.
      Потрясая копьем перед ихэтуанями, он с гордостью продолжал:
      — Вот это мое заговоренное копье было воткнуто в землю, а рядом с ним 
лежало теплое, еще трепещущее сердце японца. Перед живым сердцем врага мы 
совершили челобитье и неистово молились, чтобы божество Гуаньлаое даровало нам 
неслабеющую силу