им и обеспечу им 
благоденствие, тогда мои симпатии одновременно будут распространяться повсюду и 
на всех людей. Но если скажут, что моя щедрость должна быть везде, где падает 
луч солнца и луны, я смогу достигнуть высшего предела человеколюбия, и это не 
будет столь трудным делом.
      6.  Середина изложения. Предположим, есть такой человек, который обладает 
безграничным милосердием и силой, благодаря чему он в состоянии оказать помощь 
любому, кто в ней нуждается. Что же это за человек? Какую работу он должен 
осуществить? Когда Цзыгун сомневался, может ли такой человек достигнуть всех 
признаков человеколюбия, насколько он переоценивал эти признаки и недооценивал 
возможности, необходимые для достижения безграничного милосердия!
      7.  Конец изложения. Цзыгун, задавая вопрос, твердо знал, что сделать 
такую большую и трудную работу нелегко. Поэтому он дал волю воображению и 
представил себе человека, обладавшего безграничным милосердием и добродетелью, 
человека, чья работа, возможно, будет в состоянии удовлетворить его собственные 
чувства любви ко всем людям.
      8. Заключение. Конфуций ответил на такой вопрос без колебаний. Может ли 
человеколюбие достигнуть своего предела? Разве мир не полон разнообразными 
людьми, разве все они едины во мнениях? Природа может сотворить хорошего и 
великого человека, но нужно ждать столетия, чтобы человек с такими 
необыкновенными способностями появился на свет и был признан всеми.
      Почему же мы все же верим в возможность появления подобного человека? 
Потому что необыкновенно тяжелая работа нуждается в таком человеке, который был 
бы связан с небом и землей. С самых ранних времен для свершения необыкновенно 
трудных дел необходим был правитель, наделенный особой силой. Это — император, 
который своим мудрым правлением обеспечивал равновесие и гармонию, что 
создавало счастливый порядок для жизни всех существ, сотворенных небом и землей.

      При возникновении бедствий, если такой человек не появлялся, то народ не 
мог быть спасен. Человеколюбивый в состоянии выполнить такую работу в том 
случае, если люди смотрят на него с надеждой.
      Могут ли люди всегда наслаждаться благоденствием и довольством? Когда 
наступает время несчастий, жизнь и имущество народа могут быть спасены 
способным правителем. Однако как мы можем быть уверены, что святой человек 
неожиданно появится для спасения народа? Время, когда все люди будут 
пользоваться счастьем и довольством, настанет только в том случае, если события 
будет предопределять мудрый человек. Правитель, который намерен осчастливить 
своих подданных, должен обладать высшими моральными качествами и иметь согласие 
с природой. При необходимости спасти людей от голода и наводнения никто не в 
состоянии этого сделать, кроме такого правителя. Человеколюбие может сильно 
помочь ему. Помышляя о необходимости иметь мудрого и великого правителя, почему 
бы нам не вернуться к временам правителей Яо и Шуня?
      Вот в чем состоит смысл ответа Конфуция: «А правильно ли употребляется 
слово «человеколюбие»? Должно ли человеколюбивого считать святым человеком?»
      И вот такое схоластическое и отвлеченное рассуждение считалось верхом 
мудрости, ставилось образцом для подражания,
      Стиль багу сковывал живую мысль и все сводил к строгому соблюдению раз и 
навсегда данной формы, к начетничеству и талмудизму. Однако на всех 
государственных экзаменах требовалось при написании сочинения строго 
придерживаться такого стиля.
      Древние китайские мыслители выражали свои мысли неясными, отвлеченными 
рассуждениями и встречными вопросами, прибегали к риторике и аналогиям. Поэтому 
зафиксированные в литературных памятниках их беседы и суждения можно толковать 
по-разному. В последующем такая манера выражения мысли стала стереотипом, 
считалась признаком учености и мудрости: она преобладала и при написании 
восьмичленного сочинения багу.
      Написание сочинения стилем багу усложнялось трудностью китайской 
письменности. Китайская письменность — иероглифическая, в ней отсутствует 
алфавит. Каждый предмет, каждое явление и каждое понятие выражается на письме 
особым знаком — иероглифом или соединением нескольких иероглифов, которые 
составляются из различных черт и штрихов и имеют разнообразное начертание. 
Иероглиф пишется в определенной последовательности, количество черт в нем 
доходит до 52. Чтобы читать китайскую литературу, надо знать не менее 4 тысяч 
иероглифов, а это требует огромного напряжения памяти. Люди, долгое время не 
писавшие иероглифы, могут забыть их написание. Поэтому китайская 
иероглифическая письменность была недоступна широким народным массам.
      Великий китайский писатель-демократ Лу Синь так оценивал китайскую 
письменность: «Цивилизованные люди отличаются от дикарей прежде всего тем, что 
у них есть письменность, при помощи которой они могут выразить свои мысли и 
чувства, передать эти мысли и чувства всем и оставить их для будущих поколений. 
Хотя в Китае есть своя письменность, но она не имеет связи с народными массами. 
Грамотные люди употребляют такую древнюю письменность, которую даже трудно 
понять самым грамотным. По своему содержанию наша письменность толкует только о 
старой и отсталой идеологии; все ее выражения настолько устарели, что это 
сводит ее значение к нулю. Поэтому-то мы, китайцы, не можем понимать друг друга 
и живем мы как отдельные песчинки в большом корыте». И еще: «К нашей 
письменности относятся как к антикварной драгоценности. Чем она труднее для 
понимания, тем она ценнее — все это может быть забавно, однако какой толк от 
всего этого?»
      С такими трудностями китайской словесности столкнулся