хам одеть ребенка, забыв, что 
бабушка лежит без сознания; то его звали к бабушке, и тогда он забывал, что его 
ждут сановники, которым велено отвести наследника престола во дворец. Тем 
временем бабушка, наконец, очнулась, и ее проводили во внутренние покои, где 
будущий император по-прежнему «противился указу». Он кричал благим матом, 
отбиваясь от евнухов, которые с усмешкой смотрели на членов Верховного 
императорского совета. Последние не знали, как поступить, ждали князя-регента, 
чтобы с ним посоветоваться, но князь-регент был способен только кивать головой».

      Цыси повелела Чуню немедленно доставить его сына Пу И во дворец. Прибыв 
домой, он увидел жену, которая забавлялась с любимым чадом. Узнав о решении 
Цыси, взволнованная женщина схватила мальчика и решила убежать из дома. Этому 
помешал ее муж, великий князь Чунь.
      — Если приказ исходит от императрицы-регентши Цыси,— сказал он, — то кто 
же может противиться этому?
      Чунь, не вдаваясь в рассуждения, схватил сына, вышел из дому, посадил в 
паланкин и направился во дворец.
      «Китайский благовестник» в 1908 г. писал: «Супруга князя-регента не 
хотела отдавать своего сына Пу И для возведения на престол, зная, что, по 
обычаям старины, она уже не увидится с ним более. Да и что станется с ребенком 
во дворце в руках чужих людей, евнухов? Как мать она для него уже не существует,
 а он ей не сын, и когда повзрослеет, то никто ему не откроет тайны под страхом 
смерти. Несчастная мать в день восшествия на престол своего сына в слезах 
отчаяния; муж долго уговаривал ее еще раньше, но безуспешно, а теперь вынужден 
был силою вырвать ребенка из рук матери и везти его во дворец».
      Мать великого князя Чуня, она же бабушка малолетнего Пу И, была сильно 
взволнована таким оборотом событий. Она горячо любила внука и не хотела с ним 
расставаться. Когда же мальчика уводили из родного дома, бабушка вышла на 
балкон и ее взгляд устремился к паланкину, где сидел внук. Говорили, что она 
перед собравшейся любопытной толпой в гневе обвинила женщину, под которой имела 
в виду свою сестру Цыси, такими словами: «Женщина, которая погубила моего сына 
(императора Гуансюя), теперь собирается погубить моего внука. Злая женщина, 
действительно, расставила западню для нашей семьи, связав ее с порочной 
родословной. Боги оказались бессильными. Если это не так, то почему же тогда 
они разрешают этой женщине-дьяволу совершать так много злодеяний».
      Чунь доставил своего сына в уже опустевший дворец: Цыси после принятия 
опиума настолько ослабела, что удалилась в свои покои. Мальчика встретила Лун 
Юй, жена умирающего императора, которая обещала хорошо к нему относиться и 
отвела его в покои Цыси. Последняя, обласкав малолетнего императора, якобы 
сказала:
      —  Мой мальчик, ты будешь счастлив. Ты предназначаешься к великим 
свершениям, к более великим, чем был удостоен твой дядя.
      Став регентом малолетнего императора, Цзай Фэн (князь Чунь) назначил 
одного брата, Цзай Сюня, министром военно-морского флота, а другого брата, Цзай 
Тао,- начальником Генерального штаба армии.
      О своем отце великом князе Чуне Пу И оставил следующее воспоминание: «Мой 
отец отнюдь не был человеком, лишенным каких-либо устремлений. Все его помыслы 
прежде всего были направлены на то, чтобы захватить в свои руки военную власть. 
Это было нужно для поддержания господства императорского рода. Из своей поездки 
в Германию он усвоил, что армия обязательно должна находиться в руках 
императорской семьи, а ее члены должны быть военачальниками. Эту идею он 
проводил до конца».
      «Он, - говорил Пу И, - не отвергал того, что остальные почтенные 
сановники считали странным и загадочным. Резиденция великого князя была первой 
при цинской династии, в которой появился автомобиль и были установлены телефоны.
 Косы там были срезаны раньше, чем у остальных, и первый, кто надел европейскую 
одежду, был все тот же великий князь Чунь. Но насколько отец разбирался в 
заморских вещах, можно судить хотя бы по тому, как он надевал европейскую 
одежду. Однажды, походив уже несколько дней в европейском костюме, он удрученно 
спросил моего брата:
      —  Почему у тебя рубашка как рубашка, а моя вечно длиннее пиджака на 
целый кусок?
      Брат, посмотрев, увидел, что рубашка у отца была выпущена поверх брюк, и 
так отец ходил уже несколько дней».
      Являясь главой государства и мечтая иметь в руках современную армию, 
великий князь Чунь в то же время был крайне невежественным и суеверным 
человеком, о чем свидетельствуют признания Пу И:
      «Когда моя бабушка страдала от язвы груди, которую не могли вылечить 
врачи китайской народной медицины, отец послушался совета своих братьев и 
пригласил доктора-француза. Тот решил делать операцию, что вызвало бурный 
протест всей семьи князя. Доктор зажег спиртовку, чтобы продезинфицировать 
необходимые инструменты. Отец до смерти был напуган этим и бросился к 
переводчику со словами:
      — Э... э... Это зачем же? Будут еще жечь?
      Пораженный таким невежеством, один из моих дядюшек, стоя за спиной отца, 
стал подавать переводчику знаки, чтобы тот не вздумал переводить эти слова 
доктору».
      Пу И о своей первой встрече с Цыси вспоминает: «Встречу с Цыси я уже 
смутно помню. Внезапно я оказался среди множества незнакомых людей. Передо мной 
находился темный полог, из-за которого выглядывало ужасно уродливое худое лицо 
— это была Цыси. Говорят, что, увидев ее, я стал опять реветь. Цыси приказала 
дать мне засахаренные фрукты на палочке, но я бросил их на пол и продолжал 
громко кричать, что хочу к няне. Цыси сделала недовольное лицо.
      —  Какой непослушный ребенок, — сказала она. — Возьмите