ать к  римлянам.
Ограбленные Симоном были препровождаемы к  Иоанну,  а  разоренные  последним
передавались в руки первого. Так поочередно они пили кровь своих сограждан и
делили между собой трупы несчастных. Воюя между собой за  верховную  власть,
они были единодушны  в  злодействах.  Кто  препятствовал  друтому  принимать
участие в насилиях над согражданами, считался самолюбивым негодяем,  а  тот,
который был устранен от участия, жалел о том, что лишился  случая  совершить
жестокость, как о потере доброго дела.

     5. Описать в отдельности их изуверства нет возможности. Коротко говоря,
ни один город не переносил чего-либо подобного, и ни одно  поколение  с  тех
пор, как существует мир, не  сотворило  больше  зла.  В  конце  концов,  они
издевались  еще  над  еврейским  народом  для  того,  чтобы  казаться  менее
безбожными в отношении чужестранцев. Но этим они  ясно  показали,  что  сами
были рабы, скопище бродяг и незаконнорожденное отребье своего народа. Они-то
и разрушили город, они принудили римлян, против своей собственной воли, дать
свое имя печальной победе и сами же  почти  своими  руками  втащили  в  храм
замедливший огонь. Без скорби и слез смотрели  они  из  Верхнего  города  на
пожарище, тогда как оно у  римлян  вызвало  чувство  сострадания.  Об  этом,
впрочем, еще  будем  иметь  случай  поговорить,  когда  дойдем  до  описания
соответствующих событий.

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

     Множество иудеев было распято перед стенами города. Об антиохе Эпифане.
Иудеи разрушают укрепления римлян.

     1. Тит, между тем, быстро закончил сооружение валов,  несмотря  на  то,
что солдаты много терпели от защитников стены. После этого он  послал  часть
всадников  для  поимки  тех  иудеев,  которые  в  поисках  средств   питания
спускались в загородные овраги. Между ними попадались также и воины, которые
не могли уже насыщаться одними грабежами, но большей частью это были бедняки
из простого народа. Если они не переходили к римлянам, то лишь  потому,  что
боялись за судьбу  своих  семейств,  ибо  бежать  с  женами  и  детьми  было
невозможно из-за бдительности бунтовщиков, оставить же их на  произвол  этих
злодеев, значило бы преднамеренно обречь их на смерть. Голод, однако, внушал
им смелость покидать город, но и  после  того,  как  им  удавалось  обмануть
стражу, опасность угрожала им  еще  от  внешнего  врага.  Попадаясь  в  руки
римлян, они невольно из страха перед  казнью  оборонялись,  а  раз  оказавши
сопротивление, они считали уже бесполезным просить  после  о  помиловании  и
погибали. После предварительного бичевания и всевозможного  рода  пыток  они
были распяты  на  виду  стены.  Тит  хотя  жалел  этих  несчастных,  которых
ежедневно было приводимо пятьсот человек, а иногда и больше,  но,  с  другой
стороны, он считал опасным отпускать на свободу людей, взятых в плен  силой,
а если бы он хотел их охранять, то такая масса  охраняемых  скоро  могла  бы
превратиться в стражу для своей стражи.  Главной  же  причиной,  побуждавшей
Тита к такому образу действия,  была  надежда,  что  вид  казненных  склонит
иудеев к уступчивости из опасения, что в случае дальнейшего сопротивления их
всех постигнет такая же участь. Солдаты  в  своем  ожесточении  и  ненависти
пригвождали  для  насмешки  пленных  в  самых   различных   направлениях   и
разнообразных позах. Число распятых до того возрастало, что не хватало места
для крестов и не хватало крестов для тел.

     2. Мятежники, однако, не только не отрезвились этим ужасающим зрелищем,
а, напротив, коварно воспользовались им для  склонения  на  свою  сторону  и
остального народа. Они пригоняли к стене родственников  переметчиков  и  тех
граждан, которые были миролюбиво настроены, и  указывали  им  на  то,  какая
участь постигает бежавших к римлянам, утверждая при этом, что распятые  были
не военнопленниками, а просители помощи и пощады. До поры до  времени,  пока
дело  не  разъяснилось  в  настоящем  своем  виде,  многие,   действительно,
воздерживались от бегства и оставались в городе, но иные  тотчас  же  бежали
оттуда с преднамеренной целью погибнуть как можно скорее, так как смерть  от
рук врага считалась уже усладой в сравнении с мучительной смертью от голода.
Тит, между тем, приказал отрубить руки многим пленникам для того, чтобы  они
не были приняты за перебежчиков  и  своим  искалеченным  видом  вызывали  бы
доверие осажденных, и в таком виде послал их к Иоанну и Симону со  следующим
предложением: пора  бы  им  остановиться  и  раскаянием  спасти  хотя  бы  в
последнюю минуту собственную жизнь,  величественный  родной  город  и  храм,
который  не  имеет  равного  себе  удругих  народов;  если  же  они  его  не
послушаются, то они будут вынуждены уничтожить весь  город.  Одновременно  с
тем он объехал валы и поторопил рабочих, желая этим  показать,  что  за  его
угрозами последует и исполнение. Но те, на стене,  в  ответ  на  эти  слова,
поносили Цезаря и его отца. "Смерть мы презираем, - восклицали они, - смерть
гораздо приятнее нам, чем рабство. Но пока мы еще дышим, мы будем  причинять
римлянам столько вреда, сколько  у  нас  хватит  сил  и  возможности.  Нашим
городом мы нисколько не дороожим, так как мы,  как  ты  сам  заявляешь,  все
равно должны погибнуть; что же касается храма, то Бог имеет  лучший  храм  -
вселенную. Однако мы еще надеемся, что и  этот  храм  будет  оберегаем  тем,
который в нем обитает. С ним в союзе мы осмеиваем всякие угрозы, от  которых
действительность еще далека, ибо исход дела в руках божиих!"

     3. В это время в римский лагерь прибыл Антиох Эпифан  во  главе  многих
тяжеловооруженных воинов и со свитой  так  называемых  македонян.  Это  были
исключительно  его  ровесники,  люди  высокого  происхождения,  едва  только
вышедшие из отроческого возраста, вышколенные и вооруженные  на  македонский
манер, откуда и их  название:  "македоняне".  Большинство,  однако,  из  них
далеко не достигало славы этой нации. Из всех царей,  подчиненных  римлянам,
самым счастливым был царь коммагенский; но и он испытал на себе изменчивость
судьбы. Уже на закате лет он представл