Главным городом области стала древняя Самария, заметный город-крепость, красиво 
расположенный в горах Центральной Палестины, а именно на холме в окружении 
других гор, откуда открывается вид на равнины Шарона и Изреэля. По своему 
характеру более доступная Самария по сравнению с Иерусалимом, казалось бы, 
больше подходила для того, чтобы быть столицей. И действительно, почти за 
тысячелетие до этого, когда царство Соломона раскололось на два — Израильское и 
Иудейское, Самария, после смены двух городов, стала столицей северного 
Израильского царства, сохраняя главенство 200 лет, на протяжении которых цари 
Омри и Ахав строили свои «дворцы из слоновой кости». Потом в 721 году до н.э. 
город пал перед ассирийским царем Саргоном, уничтожившим Израильское Царство. 
400 лет спустя, после смерти Александра Великого, в Самарии основали военную 
колонию македонцев, полностью уничтоженную Иоанном Гирканом I (ок. 108 г. до н.
э.). Затем в 50-х годах римский правитель Габиний перестроил город, окружив 
стеной и дав ему свое имя.

Теперь же, в 27 году до н.э.

Ирод принялся за масштабную реконструкцию, наделив город не своим именем, а 
именем своего римского патрона. Как раз в это время Октавиан стал называть себя 
Августом — внушающим благоговение именем, символизирующим связь с новым 
порядком, известным нам как Римская империя или главенствующая власть. Август 
по-гречески — Себастос, и в результате Самария отныне должна была именоваться 
Себастией; эта местность, ныне на иорданской территории, оккупированной 
Израилем, по-прежнему называется Себастией. Она служила коридором между 
греческими городами, расположенными к западу и к востоку от собственно 
иудейской территории. Но главные ворота были обращены на запад, откуда шло 
основное торговое движение.

К воротам с обеих сторон примыкали две башни, все еще существующие, а дальше 
круглые башни во множестве украшали стены окружностью в две с половиной мили, 
видимые от самого побережья. За стенами тянулись украшенные рядами колонн улицы,
 форум и базилика, а на восточном склоне среди оливковых деревьев можно 
разглядеть очертания стадиона. Но поскольку город закладывался в честь Августа, 
почетное место отводилось храму его и Рима имени. К храму, воздвигнутому на 
западном краю вершины на развалинах дворца Омри и Ахава и эллинского акрополя, 
по примеру других левантийских священных сооружений примыкал покоящийся на 
насыпной платформе передний двор. На платформе у подножия ведущих к храму 
ступеней стоял алтарь имперских божеств, статуи которых виднелись поблизости.

Такое святилище было немыслимо на иудейских землях, но Себастия — 
эллинизированное образование. Правда, значительную часть жителей, возможно 
половину, составляли самаритяне — неортодоксальные евреи, являвшиеся коренным 
населением, — но правящие круги, как и государственное устройство, были 
греческими (и как показали последующие события, никоим образом не 
просемитскими). Так что в этом греческом анклаве Ирод не встретил возражений 
против возведения храма, посвященного неиудейским божествам, Риму и Августу, 
почитавшимся совместно во всем греко-римском мире. Более строгие иудеи были 
шокированы, но Ирод настойчиво продолжал возводить храмы Риму и Августу в целом 
ряде неиудейских центров в различных частях царства и римских провинциях. Но 
самой блестящей демонстрацией этого имперского культа был храм в Себастии.

Плодородная земля славилась своими превосходными фруктами. Ирод провел из 
соседней долины обильное орошение и основал поблизости образцовое поселение, 
названное Пять Деревень (Пенте-Комаи, ныне Фондакумия). Кроме того, он наделил 
6000 поселенцев, призывавшихся на военную службу, хорошими земельными участками.
 Новобранцы были приданы особой части, в которой половина личного состава, 1250 
пеших и 250 конных воинов, были выходцами из этого поселения. Неудивительно, 
что иудеи называли Себастию «крепостью для владычества в Иудее».

Ирод действительно считал, что может положиться на Самарию-Себастию, 
превратившуюся в базу для борьбы с Хасмонеями, снабжавшую его военным 
снаряжением и дававшую убежище его семье. А вскоре он связал себя с городом 
особыми узами, женившись на самаритянке. Он развелся с первой женой Дорис, 
казнил вторую — Мариамну и теперь женился на самаритянке Малфаке. Впоследствии 
этот брак стал самым значительным из всех его браков, потому что вновь 
родившиеся сыновья выжили и стали его наследниками. А в то время он послужил 
еще одним оскорблением чувств правоверных иудеев, поскольку самаритяне не 
относились к числу правоверных — как это наблюдается в отношении их немногих 
оставшихся в живых наследников и ныне. Но если смотреть под другим углом, этот 
брак Ирода был еще одним шагом к утверждению Самарии-Себастии как противовеса 
сомнительно благонадежному Иерусалиму.

Однако она была лишь одним из многочисленных оплотов Ирода. Пережитые им частые 
мятежи побудили его покрыть крепостями всю страну. Уже ранее упоминалось о его 
крепостях в Иерусалиме (Антония), Гиркании, Александриуме близ границы 
собственно Иудеи и Самарии, в Масаде у западного берега Мертвого моря. Кроме 
них существовали по меньшей мере четыре крепости. Одна из них господствовала 
над зимней столицей Иерихоном, в 15 милях к северо-востоку от Иерусалима. 
Возвышавшаяся над Иерихоном крепость, названная Кипрой, по имени матери Ирода, 
вероятно, была ей посмертным памятником. Ранее Иерихон охраняли две такие