характерных для нее доктрин. Р. Шмидт называет ее более старой формой санкхьи. 
Виндиш предполагает, что Ашвагхоша произвольно ввел изложение каких-то 
представлений, необходимых для его целей. Этот пункт может иметь важность лишь 
для вопроса происхождения буддийских принципов, но даже в этом случае только 
если предположить, что Ашвагхоша верно описывает систему в той форме, в какой 
она существовала до того, как Будда начал свою проповедь. А это абсолютно 
невероятно. Использованная им терминология не принадлежит ни ранней санкхье, ни 
раннему буддизму.


Более важен рассказ Ашвагхоши об ответах двух учителей на вопросы Готамы о 
религиозной жизни и достижении конечного освобождения. Ответ Алары состоит из 
описания методов, идентичных с практикуемыми буддийским монахом вплоть до 
предпоследнего достижения. Монах достигает четырех трансов и затем 
последовательно приходит к
пространству,
к
бесконечному
и к
ничто.
Последние три уровня — точное изложение первых трех Достижений из четырех. Этот 
рассказ соответствует утверждению в палийском тексте, по которому Алара учил 
Достижению состояния Ничто. Описание доктрины Уддаки также соответствует 
палийской версии, поскольку его учение описано как четвертое Достижение. 
Ашвагхоша, таким образом, не добавил ничего сущностно важного к каноническому 
изложению. Правда, независимо от Канона он рассказал о философской системе 
Алары, но невероятно, чтобы это повествование имело под собой какую-либо 
историческую основу.


Повествования о Просветлении в «Маджджхиме» замечательны тем, что при описании 
победы Будды там говорится лишь, что она состояла в открытии правильного метода 
сосредоточения после испытания практик других отшельников и отказа от них; там 
не упоминается о Маре или дереве Бодхи. На примере текста «Маджджхимы» мы можем 
непосредственно наблюдать, как некоторые из позднейших эпизодов легенды 
развились из простых эпитетов. Так, в «Маджджхиме» сказано о реке «с хорошими 
бродами»
(суппатиттха)
, а в «Джатаках» это слово уже превращается в имя собственное, Суппатиттхита. 
Находящееся по соседству «военное селение»
(сена-нигама),
о котором, вероятно, комментаторам не было известно, или же они не понимали, о 
чем идет речь, в «Джатаках» становится селением, принадлежащим человеку по 
имени Сенани, а в «Лалитавистаре» — деревней генерала
(сенапати-грама).


Историчность находили даже в рассказе о противоборстве с Марой. Что мы должны 
понимать под атаками армий Мары на Готаму, сидевшего под деревом в решимости не 
подниматься, пока он не добьется просветления? Это означает, по словам 
Рис-Дэвидса, что «все его старые искушения вернулись к нему с новой силой. Годы 
он смотрел на все земные блага сквозь философию, научившую его тому, что все 
они без исключения содержат в себе семена горечи, абсолютно бесполезны и 
непостоянны; но теперь перед его колеблющейся верой показались в другом свете 
милые удовольствия дома и любви, очарование богатства и власти, они вновь 
засияли манящими красками. Он сомневался и мучился своими страданиями. Но к 
заходу солнца религиозная сторона его натуры одержала верх и, кажется, вышла из 
борьбы даже очищенной»
[392]
. Однако можем ли мы допустить, что изобретатели рассказа о Маре записывали 
«субъективный опыт в форме объективной реальности», и знали ли, думали ли они, 
что это был реальный психологический опыт, через который прошел Будда? Пишель 
смотрит на это совсем по-другому. Старейшая форма истории об Искушении, говорит 
он, рассказывает об искушении Марой Будды после просветления, под деревом 
козьего пастуха, когда Мара просил его достичь нирваны сразу же. «Значение 
первой истории об Искушении совершенно ясно из старейших текстов. В них Будда 
сомневается, должен ли он сохранить свое знание или научить ему людей. В 
истории об Искушении больше ничего нет»
[393]
. Здесь мы фактически имеем дело с теорией, согласно которой исток легенды о 
Маре — это другая легенда о Маре, относящаяся к периоду после Просветления, 
которая, в свою очередь, предположительно имеет свой исток в легенде о сомнении 
Будды в том, стоит ли ему проповедовать, в которой Мара не появляется.

Вопрос осложняется тем, что существует параллельный сюжет в джайнизме. В 
«Кальпа-сутре» Джайнского канона рассказывается о жизни Паршвы, предпоследнего 
гиртханкара или вождя джайнов. Там рассказывается о его просветлении; но о 
противоборстве с врагом говорится не больше, чем в буддийском повествовании. Но,
 согласно джайнскому комментарию, Паршве пришлось подвергнуться атакам демона, 
напоминающего Мару. Когда он уселся под деревом ашока, чтобы достичь