истории, от которых у слушателей бегали мурашки по коже, и никто из 
присутствующих, глядя на грозных размеров туловище, на неподвижное, 
изборожденное свирепыми складками лицо с узкими бойницами глаз, не знающих 
милости к павшим, на мохнатые бастионы насупленных черных бровей, не посмел бы 
усомниться в том, что истории эти содержат немалую долю истины.
      Местные звезды салуна были все, как один, подавлены и немногословны, в 
том числе Грохер Гробер, рудокоп, колоссальных размеров, объединивший вокруг 
себя всех бойцов Медного Бассейна. Он даже попытался, улучив минутку, незаметно 
и ненавязчиво покинуть заведение; но в то самое мгновение, когда двери салуна, 
скрипнув, замерли, остановленные его предусмотрительным жестом, а Грохер счел 
своим полным правом перевести дух, в двух шагах от него возникла из полумрака 
тщедушная фигурка, и тонкие, на удивление цепкие пальцы исступленной хваткой 
сдавили ему плечо.
      — Донори! — с легким неодобрением покачал головой Грохер. — Я ведь, 
по-моему, уже говорил сегодня, чтобы ты не совал свое рыло туда, где собираются 
приличные люди…
      — Демонюга Дратц там?! — взвизгнул Донори, не удостоив его вниманием.
      От неожиданности Грохер язык едва не проглотил, и потому связная речь 
далась ему с превеликим трудом.
      — Ух!.. Ну… Ну, да, а… а что… то есть… он-то там… а ты чего… это… зачем?
      Но Джо уже успел протиснуться к дверям, и Грохер, сжигаемый любопытством 
узнать, какие общие дела могли связывать самого жалкого труса во всей округе с 
самым безжалостным убийцей на всем Диком Западе, поспешил зайти следом. Джо уже 
много месяцев, не показывался в «Элите», однако в прошлом столь часто 
удостаивался грохеровской ласки, что сей достойный муж давно уже заметил 
безответную кротость коротышки. Теперь уже Грохер видел белое, как мел, лицо и 
ходящие ходуном плечи. Будто в салуне было сто градусов мороза…
      В стихии грубой и примитивной, где людьми обуревают буйные, необузданные 
страсти и стихийные порывы, нередко возникают неожиданности самого скверного 
пошиба, и между отъявленными грешниками, обретавшимися в «Элите», своим чередом 
вспыхивали незапланированные и необъяснимые стычки. Однако с чистой совестью 
можно утверждать, что ни разу души их не были столь близки к тому, чтобы 
избавиться от черствого цинизма, как в описываемый нами вечер. Ибо нет в мире 
человека, которого бы не страшило необъяснимое, и потому все пьяницы, танцоры и 
шулеры в один миг превратились в ледяные изваяния при звуке малознакомого 
голоса, который проблеял:
      — Кого я вижу! Демонюга Дратц! Ну, вот мы и встретились, вонючий скунс!
      Танцы, игры, разговоры оборвались — их участники, казалось, были 
одновременно настигнуты какой-то лютой, поистине скоропостижной кончиной. В 
наступившей гробовой тишине шейкер для взбивания коктейлей, выскользнув из 
онемевшей руки буфетчика, с грохотом прокатился по полу, точно послание Небес, 
возвестившее приход Судного дня. В дверях заведения, все еще силясь захлопнуть 
рот, из которого вырвались эти умопомрачительные слова, застыл некто иной, как 
Джо Донори.
      Коротышка Джо Донори во всеуслышание обругал Демонюгу Дратца!..
      Сильные духом и телом мужчины перестали дышать, ожидая, что вот-вот 
разверзнутся Небеса. Наблюдатели же поскромнее едва не задохнулись от ужаса, 
испугавшись, как бы оскорбленный громила не включил в план мести всех 
присутствующих скопом. А месть неизбежно должна была пасть на голову 
несчастного безумца.
      Что же до Дратца, то он вздрогнул и схватился было за рукоять кольта, 
болтающегося на бедра. Однако не стал вытаскивать его из кобуры и тупо 
уставился на обидчика.
      Объятым ужасом наблюдателям сей взгляд послужил веским доказательством 
того, что наглец будет прикончен на месте самым зверским из известных способов, 
однако проницательный человек, найдись такой в «Элите», уловил бы в студенистых 
глазах убийцы выражение самого искреннего замешательства, если не сказать — 
смущения.
      За долгие-долгие годы это был первый случай, когда Демонюга Дратц 
сталкивался с подобным к себе обращением. Те немногие — хотя и не столь уж 
незначительным числом — головорезы, что изъявляли желание переправить его на 
постоянное жительство к праотцам, были представлены людьми, как осмотрительными 
и скрытными, так и, напротив, азартными и вспыльчивыми, но даже последние 
относились к нему с должным почтением. Кроме того, среди них никогда не было 
мозгляков.
      Это еще более усложняло дело. Дратц не был знаком с Джо. Если бы этот 
маньяк оказался мускулистым гигантом, его поступку все же можно было бы 
подыскать объяснение, поскольку, наперекор прогремевшей в веках пословице о том,
 что полковник Кольт уравнял в правах все человечество, большая часть 
последнего не верила в ее справедливость и продолжала считать, что пуля, 
выпущенная мускулистым гигантом, должна быть более действенна, чем выстрел 
человека, обладающего, скажем, габаритами Джо Донори… который теперь шагал 
вперед, заставляя людей испуганно жаться к стенкам, словно по бару двигался 
прокаженный. От Джо не укрылось, что внимание присутствующих переключилось с 
него на человека, одиноко стоящего в дальнем углу заведения, и с гадким 
ощущением в желудке он понял, что видит перед собой страшного убийцу. От этого 
зрелища все его существо едва не охватила судорога, но ненадолго: кровь его 
бушевала, сдобренная алкоголем и отчаянием, порожденным годами бесславной 
трусости, а также, чуть в меньшей степени, драматизмом переживаемого мгновения. 
Даже в эту роковую минуту он ловил на себе пристальные взгляды людей, и эти