невообразимо далекой черты горизонта. Под ним лежал мир исполинских размеров, 
должно быть, намного больше Земли. И однако, вся эта огромная поверхность была 
сплошь, словно мозаикой, испещрена контурами явно искусственных сооружений, 
стороны которых измерялись многими километрами. Будто титан, способный играть 
планетами, складывал здесь огромную головоломку. А посередине многих квадратов, 
треугольников и многоугольников зияли отверстия черных шахт, в точности 
подобных той, из которой он сам только что вылетел. Но еще сильнее, чем 
невообразимый мир, который простирался внизу, поразило и встревожило Боумена 
небо. В нем не было ни звезд, ни бездонного космического мрака. Было только 
мягкое млечное сияние, от которого рождалось ощущение бесконечной протяженности.
 Боумен вспомнил, как ему описывали когда-то страшные антарктические туманы: 
«Будто тебя сунули в шарик для пинг-понга». Этот образ очень подходил к тому 
непостижимому, что видел над собой Боумен, только здесь это, конечно, 
объяснялось совсем иначе. Млечное сияние неба не могли вызывать 
метеорологические причины, туман или снегопад, – ведь тут был абсолютный вакуум.

Когда глаза немного привыкли к перламутровому свечению неба, Боумен заметил еще 
кое-что. Небо вовсе не было пустым, как показалось с первого взгляда. Оно было 
усеяно мириадами черных крапинок, совершенно неподвижных и расположенных в 
самых разных беспорядочных сочетаниях. Боумен не сразу их заметил – ведь это 
были просто черные точки, – но раз увидев, уже без труда различал. Они 
напоминали нечто очень знакомое, но эта мысль была так безумна, что Боумен 
отбрасывал ее, пока логика не вынудила его сдаться.
Эти черные проколы в белом небе были звездами; казалось, перед ним 
фотографический негатив Млечного Пути.
«Куда же это я попал?» – спрашивал себя Боумен и понимал, что никогда не узнает 
ответа. Пространство словно вывернулось наизнанку… Нет, человеку тут не место! 
И хотя в капсуле было тепло, он вдруг почувствовал леденящий холод, и его 
начала бить дрожь, с которой он никак не мог совладать. Хотелось зажмуриться и 
забыть о жемчужно сияющей пустоте вокруг, но это было бы проявлением малодушия, 
а такого он не мог себе позволить.
Граненая поверхность планеты, пронзенная черными колодцами, стлалась внизу, 
однообразная и неизменная. Боумен прикинул на глаз, что летит примерно на 
высоте пятнадцати километров и мог бы без труда обнаружить признаки жизни. Но 
мир этот был пустынен: разум побывал здесь, преобразил его по своей воле и 
ушел… А потом вдалеке, километрах в тридцати, Боумен увидел горбом торчавшую 
над плоской равниной полуразрушенную конструкцию цилиндрической формы. Это мог 
быть только остов гигантского корабля. До него было слишком далеко, чтобы 
разглядеть какие-либо детали, а через несколько секунд он и вовсе скрылся из 
виду, но Боумен успел заметить сломанные шпангоуты и тускло поблескивавшие 
листы металлической обшивки, отодранной кое-где, словно кожура с апельсина. 
Сколько тысяч лет пролежал этот исполин на пустынной планете, расчерченной, 
словно шахматная доска, геометрическими фигурами? И какие существа 
странствовали на нем среди звезд?
Но тут из-за горизонта показалось нечто такое, что заставило его забыть о 
покинутом корабле.
Сначала оно выглядело плоским диском, но только потому, что летело почти прямо 
на него. Когда же летевший предмет приблизился и прошел под капсулой, Боумен 
увидел, что он веретенообразной формы, длиной сто пятьдесят – двести метров. 
Местами по его длине шли какие-то едва различимые полосы, но их было трудно 
разглядеть, потому что предмет этот то ли вибрировал, то ли вращался с большой 
скоростью. Оба конца его были заострены, и признаков каких-либо движителей 
Боумен не заметил. Человеческому глазу в нем было знакомо только одно – его 
цвет. Если это и правда было вполне осязаемое творение чьей-то техники, а не 
оптическая иллюзия, то создатели его, видно, не гнушались некоторых 
человеческих слабостей. Однако им явно чужда была ограниченность возможностей, 
присущая людям: веретено, судя по всему, они построили из золота.
Повернув голову к экрану заднего обзора, Боумен следил, как снижается эта 
непонятная штука. Пролетев мимо, словно его здесь и не было, она теперь 
опускалась к одному из тысяч черных колодцев и через несколько секунд исчезла в 
недрах планеты, прощально сверкнув золотом. Он снова остался один под этим 
зловещим небом, больше прежнего подавленный ощущением полного одиночества и 
оторванности от родной Земли.
И тут он увидел, что его капсула тоже снижается к расчерченной геометрическими 
узорами поверхности огромного мира и прямо под ним ширится устье одной из 
прямоугольных расщелин. Пустое небо сомкнулось над ним, часы вновь замедлили 
ход и остановились, и капсула опять начала падать в черную шахту навстречу 
другому далекому звездному полю. Но теперь он был уверен, что не возвращается в 
Солнечную систему, и в мгновенном озарении – может быть, глубоко ошибочном – 
понял, куда он попал.
Это была своего рода диспетчерская Космоса, здесь регулировалось движение меж 
звезд в непостижимых размерностях пространства и времени. Его занесло на 
Центральную Узловую Станцию Галактики.



Глава 42
Чужое небо

Далеко впереди снова стали смутно проступать стены шахты, озаряемые слабым