– Если Александр Викторович описал этого парня точно… прошу прощения, полковник,
 я верю. Так вот, судя по описанию, это он, ганфайтер-перехватчик, волкодав и 
барс, сотрудник особого резерва «Смерша», которого нам дали «во временное 
пользование» по просьбе моего шефа. Уверен, к убийству Ильи Шимука он не имеет 
никакого отношения, его просто подставили. Причем тот, кто знает или хотя бы 
догадывается о том, кто он, то есть человек из ВКР. Или же из контрразведки ФСК.

– Мы считаем, что позвонивший нам работает в МУРе, – хмуро сказал Синельников.
– Не обязательно, просто он обладает необходимой информацией. Но поискать, 
конечно, стоит и у вас.
– Свою контору вы исключаете?
– Не исключаю, но в моей конторе о привлечении ганфайтера знали только двое: 
мой шеф и я.
Генерал, болезненно усмехаясь, закурил.
– Да, новость за новостью… а я, как всегда, узнаю последним. О приказе министра 
слышали? Сотрудников «Стопкрима», застигнутых во время проведения своих 
«операций», расстреливать на месте.
– Слышали, – в один голос произнесли Зинченко и Синельников.
– С подачи Генпрокурора, – добавил Николай Афанасьевич. – Почему-то он больше 
всех заинтересован в ликвидации «чистильщиков» без суда и следствия. Нас это 
навело на кое-какие размышления.
– На что вы намекаете? – помрачнел генерал.
– Проанализируйте, Медведь просит сделать это как можно быстрее. – Зинченко 
подал Юрию Феодосиевичу черную папку с тисненными золотом четырьмя нулями 
вверху. – Здесь кое-какие факты из жизни и деятельности Генерального прокурора. 
Потом встретимся и помозгуем.
Генерал взял папку, недоверчиво глядя на Николая Афанасьевича, хмыкнул.
– Однако вы меня озадачили. На кого замахиваетесь? И почему именно я должен 
анализировать, а не министр?
– К нему у меня прямого доступа нет, а в его окружении немало лиц, 
подконтрольных комиссии по коррупции. Да и ему самому веры мало, об этом 
говорят кое-какие штрихи из его биографии. А приказы, подобные тому, о котором 
вы сообщили, просто выходят за рамки законности.
– Так вы далеко зайдете в своих подозрениях, – недовольным тоном сказал генерал,
 пряча папку в сейф, но в голосе его не было уверенности. Вернулся к столу. – 
Итак, коллеги, это была прелюдия. Вернемся к делам конкретным. Первое – 
расширение сети, второе – координация сил. Слушаю ваши предложения, Александр 
Викторович.
– Мы установили адреса полутора десятков человек, подозреваемых в связях с 
«Чистилищем», – начал Синельников. – Предлагается одноразовая операция по их 
захвату, требующая хорошей подготовки и большого количества оперов. Но стрелять 
без нужды…
– Понял. Готовьте группы. Только учтите, не мы одни будем участвовать в 
операции, придется поставить в известность и ФСК, и министра, чтобы не 
получилось накладок. Учтите еще и то, что преступный мир со своей стороны тоже 
будет готовиться, так сказать, «помогать» нам. Купол, насколько я знаю, очень 
недоволен деятельностью «Чистилища» и пустит по нашим следам своих специалистов 
по «мокрому» делу. Вам ясна моя мысль?
Синельников покосился на Зинченко.
– Если все мы «под колпаком» у Купола… извините за тавтологию, то, закидывая 
сети, мы тем самым напрямую объявляем мафии о своих планах.
– Можете предложить что-то другое?
– Я могу, – вмешался Зинченко. – Аналитики есть и у вас, и у нас, и у Купола, и 
все работают по разработанным стандартным тестам, зная, как будет действовать 
тот или иной профессионал. Мы с шефом разработали пакет рекомендаций, способных 
озадачить чужих аналитиков. Предлагаю ознакомиться.
Генерал глянул на часы, кивнул:
– Это ваша компетенция, полковник. Подключите Глеба Максимовича, Рудольфа 
Олеговича – и вперед. После обеда ко мне. Все ясно?
Синельников и Зинченко молча встали из-за генеральского стола с отечественной 
аппаратурой интеркома, телефоном «горячей линии» и многофункциональным 
телефоном японского производства.

Впервые это чувство посетило Матвея на Казанском вокзале, когда он появился там 
в кассовом зале, чтобы взять билет до Рязани. Чувство можно было выразить двумя 
словами: тучи сгущаются! Откуда оно взялось, Матвей не мог объяснить, но 
интуиции своей доверял полностью. Что-то изменилось вокруг, сдвинулись массивы 
неосознанной информации, создавая вибрации полей, которые улавливались где-то в 
глубинах психики неизвестными датчиками, и у Матвея как бы открылся третий глаз,
 позволяющий ему видеть контуры будушего.
Размышляя о том, почему он не поехал в Рязань, чтобы проведать Кристину, на 
машине, а выбрал поезд, Матвей взял билет и отошел в угол зала, за колонну, где 
на ворохе узлов сидел краснорожий детина и уплетал колбасу, отламывая от батона 
огромные куски. Ел он так смачно, что Матвею самому захотелось перекусить, 
поэтому он не удивился, заметив еще одного наблюдателя – пацана лет десяти, 
одетого бедно, но в аккуратно заштопанные и чистые шортики и майку, который во 
все глаза смотрел на пирующего Гаргантюа. А когда парнишка подошел ближе, 
Матвей понял, что тот увечный: правая нога не разгибалась, и он ее подволакивал.

Глядя, как он смотрит в рот краснорожего, Матвей судорожно сглотнул