состоянием турийи в режим вспышечной активности, превосходила скорость движений 
этих горилл, и понадобилось всего четыре секунды, чтобы одного уложить щелчком 
голыша в точку лба между бровями, второго – ударом ноги с прыжка в висок. 
Адъютанта-девицу Матвей не тронул, но она сама вдруг, ничуть не смутившись 
внезапным прорывом незваного майора, метнула в него нож. Матвей едва успел 
отбить его в стиле тотоку хиеси – ударом ладони по плоской стороне клинка, с 
уклонением в сторону. Женщина продемонстрировала танто-дзюцу – великолепное 
владение ножом, и Матвей вспомнил шепот Ильи: «Брюнетка… разделала как борова…»
– Сидеть! – шевельнул он заледеневшими губами. – Это ты убила автослесаря Илью 
Шимука?
– Ну и что из того? – усмехнулась чернявая адъютантша, бугрясь мускулами при 
малейшем движении. – Будешь стрелять – через полминуты из тебя нарежут ремней…
– Тварь! – Матвей прыгнул. Кто-то внутри его считал секунды, и резерва времени 
по расчету внезапности, по сути, уже не было.
Девица встретила его как надо – блоком и попыткой боевых действий, но с таким 
же успехом она могла блокировать бульдозер. Удар Матвея с выплеском энергии 
сломал ей обе руки, но оставил в живых. Даже в такой ситуации Соболев не казнил 
– наказывал. За исполнение чужого приказа.
Прислушался к обстановке: тихо, черт возьми! Умерли все, что ли? Впрочем, 
прошло всего тридцать пять секунд с момента входа «на трассу» и десять со 
времени появления в приемной.
Бесшумно Матвей открыл дверь с табличкой: «Комбат». Хорошо, что двойная, с 
тамбуром. Хозяин ничего не услышал, стоя у стола спиной к двери, и оглянулся, 
когда Матвей уже стоял в двух шагах от него.
– Откуда ты взялся?!
– От верблюда, – находчиво ответил Матвей, вспоминая сон с появлением Тараса 
Горшина. – Давай, Белый, становись. Твоя очередь. – Он отставил автомат в 
сторону.
Командир батальона «Щит», он же начальник службы «гашения» Купола, подчиненный 
только боссу и его секьюрмену Ибрагимову, о чем знали всего два человека, 
выпрямился, глаза его сузились, зажглись недобрым огнем.
Был он не слишком высок, но хорошо сложен, накачан и силен. Во всей его фигуре 
сквозила уверенность в себе и привычка повелевать.
– Кто ты?
– Убить Илью Шимука, автослесаря, ты отдал приказ?
– А-а… – Кривая улыбка пробежала по губам Шмеля. – Дружок пришел. Вот, значит, 
какой ты рисковый. Мало тебе было одного раза. Ну что ж, добро пожаловать в ад, 
ганфайтер.
– Узнал, – в свою очередь прищурился Матвей. – Любопытно. А ведь об этом знать 
должны только мои непосредственные начальники. Кто же тебе сообщил обо мне?
– Есть один человек… в контрразведке. На очень высокой должности. – Шмель 
считал положение гостя провальным и невольно выдал информацию. – Могу сказать 
кто, тебе это все равно не пригодится.
– А я знаю, – сказал Матвей, спиной чувствуя приближение опасности. – Геноссе 
Ельшин. Не правда ли? Да не дави ты кнопку под столом, в приемной никого нет.
В глазах Шмеля мелькнула тень, а в следующее мгновение он прыгнул к Соболеву, 
нанося удары без замаха, в манере русбоя.
Он был неплохим мастером русского стиля, может быть, лучшим из всех, с кем 
когда-либо встречался Матвей, но такой тренинг, какой имел 
ганфайтер-перехватчик, ему и не снился, а реакциями и внутренней энергией он не 
владел в нужной степени.
Бой длился несколько секунд – почти бесшумный, разве что с выдохом при ударе, 
молниеносный, состоящий из десятков финтов и ложных выпадов, уклонений и 
передвижений, а потом Матвей поймал Шмеля – Белого (где он седину заработал?) 
на иккадзё[53] и нанес смертельный удар вперед и вверх, в межключичную впадину 
(хитю), травмирующий дыхательное горло и сонную артерию.
Шмель схватился за горло, захрипел и медленно осел на пол.
– Встретимся в другой жизни, киллер, – сказал Матвей, прежде чем майор умер от 
шока.
Шум в приемной напомнил Соболеву, что пора выбираться из осиного гнезда. Снова 
энергия заструилась по жилам, реакции ускорились, а время замедлилось. 
Поскольку окна на втором этаже были зарешечены, уходить пришлось тем же путем, 
пробиваться с боем, и, хотя шансов почти не оставалось, Матвей начал 
отступление с верой в успех.
– Или нет у нас хороших бомб? – пробормотал он, приоткрывая дверь и бросая в 
приемную газовую гранату величиной с орех.
По двери хлестнула очередь из автомата, однако взорвавшаяся граната успокоила 
стрелявших, и Матвей метнулся сквозь дым в коридор, пробежал его без дыхания по 
лестнице, сбив по пути бежавших навстречу «черных беретов», и прыгнул вниз, 
через пролет.
Тут его и достали.
Впечатление было такое, будто на него обрушился потолок! Голова сплющилась, 
провалилась сквозь шею в грудь, еще ниже – в желудок, в ноги, вышла сквозь 
пятки наружу тающим дымом… На мгновение Матвей осознал себя стоящим на 
четвереньках и тут же снова начал «проваливаться» сам в себя, захлебываться 
собственной плотью, распадаться на атомы… Снова всплыл из-под слоя странных 
переживаний, чтобы почувствовать боль от удара по затылку: пока он дергался на 
полу, пытаясь встать, отстроиться от хаоса необычных ощущений, его догнали.
На сей раз погружение в бездну не передаваемых словами состояний длилось дольше 
– почти полсекунды. «Разум-воля» Матвея, сконцентрированная на преодолении