– В Склифосовского. Только вас не пустят, он без сознания, моя сестра только 
что оттуда приехала.
– Как это произошло?
Парень распрямился.
– Да как – вошли и…
По его словам вырисовывалась такая картина: давешняя команда рэкетиров, которой 
Илья дважды дал отлуп, вломилась в мастерскую в начале седьмого утра, когда там 
был только Муромец: вставал он рано. Бандиты начали громить мастерскую, бить 
оборудование, машины, а когда вмешался Илья, раскидав «крутых» громил, кто-то 
из них достал с перепугу «пушку».
– И что по этому поводу заявила доблестная милиция?
– Да ничего. – Парень помрачнел еще больше. – Дохлое, мол, дело. Я им говорю: 
они же весь квартал держат, разъезжают на «Маздах» и «Тойотах», все их знают…
– Ну и что?
Парень безнадежно махнул рукой:
– Все они повязаны. Если не запуганы, так куплены.
– Что ж, понятно. Бывай.
Матвей сел в «Таврию», опробовал двигатель и выехал из гаража. В клинику 
«Скорой помощи» Склифосовского он прибыл через сорок минут, ухитрившись ни разу 
не «засветиться» перед ГАИ, хотя мчал под сто и больше.
Илью уже прооперировали, и он пришел в себя. Матвею удалось уговорить 
медперсонал дать ему халат и пропустить в палату к раненому.
Выглядел Муромец чуть бледнее обычного, под глазами залегли тени, однако во 
взгляде не было ни страха, ни злости, только сожаление и недоумение. Увидев 
Матвея, он так обрадовался, что едва не опрокинул капельницу:
– Ты?! Взял аппарат? Я там его немного усовершенствовал, и теперь он не хуже, 
чем у Джеймса Бонда, только что пушек в капоте не хватает.
– Лежи… знаю. – Матвей выгрузил из сумки пакет с яблоками и пять бутылок кефира.
 – Кто это был?
По лицу Ильи пробежала тень, сжались и разжались громадные кулаки.
– Да ты их видел, команда Белого. Я до них еще доберусь, не вмешивайся в мои 
дела.
– Ты его знаешь лично?
– Знаю, он то ли чеченец, то ли ингуш, в общем, оттуда. Но у него все схвачено, 
везде приятели, в том числе и в милиции. Вряд ли его станут ловить – выкрутится.

Матвей кивнул.
– Ладно, выздоравливай. Меня пустили на минуту, приеду завтра, привезу 
чего-нибудь вкусненького.
– Сигареты не забудь, а то мои отобрали.
– А можно?
Илья улыбнулся – через силу, глаза его помутнели, видимо, боль была нестерпима.
Появилась медсестра, глянула на посетителя.
– Уходите, ему плохо.
Еще некоторое время Матвей смотрел на беспомощное тело Ильи Муромца, потом 
вышел. Уже в машине он принял решение.
ПРАВОЗАЩИТА
Шел десятый час утра, когда Матвей начал свой поиск.
До этого он минут двадцать сидел на вкопанной шине на школьном стадионе и 
наблюдал за тщетными потугами пожилого учителя физкультуры втолковать детям азы 
спортивного многоборья. Школьников – третьего-четвертого класса, судя по их 
поведению, – было девятнадцать, семь ребят и двенадцать девочек, и всем им явно 
не хотелось куда-то бежать, прыгать, метать палки и вообще подчиняться 
достаточно равнодушным командам учителя. А тот явно не любил свою работу, 
погоду, детей и, наверное, людей вообще. Если бы он любил хотя бы работу, 
постарался бы заинтересовать ребят, превратить весь процесс в игру, увлечь ею 
школьников, но делать этого он не умел. Он кричал, грозил всевозможными карами, 
выгонял мальчишек, хватал их за руки и плечи, загонял в строй, ругался и 
проклинал всех и вся. И Матвей с грустью сделал вывод, что после этих занятий у 
мальчишек и девчонок сохранится стойкий иммунитет неприятия физкультуры как 
таковой вообще и спорта в частности.
Еще раньше, до появления на стадионе, Матвей изменил внешность: приклеил усы и 
дополнительные брови, а также родинку под носом, надел очки, с виду – выпуклые, 
от близорукости, с помощью лака изменил прическу. Оделся он тоже сообразно 
расчету в балахонообразную рубашку и брюки «с видом на Фудзи», то есть 
достаточно провинциального вида. Зато кроссовки у него были фирмы «Рибок», 
облегающие ногу, легкие и прочные.
Коммерческие киоски открывались в девять утра, и Матвей начал обход их на улице,
 где располагалась мастерская Ильи, с самого непрезентабельного, со стандартным 
«джентльменским» набором: водка, вино, пиво, сигареты, аудиокассеты. Рассчитаны 
такие киоски были, пожалуй, лишь на оголтелый консумеризм[14] «крутых» парней, 
не знающих, куда девать деньги, либо служили прикрытием для отмывания денег 
местной мафии.
Продавец – сонная и тощая девица в черных лосинах и майке – на вопрос, знает ли 
она Белого, лишь длинно глянула на Матвея, продолжая курить. Ее напарник, 
возившийся в углу, покосился на спрашивающего, но тоже промолчал, и Соболев 
поплелся дальше. Машину он оставил во дворе дома, располагавшегося неподалеку 
от ресторана «Маяк».
Второй киоск был сродни первому, и Матвею ответили, что ни Белого, ни Черного, 
ни Бежевого не знают. Зато третий – красивый павильон с витриной, заставленной