Панов улыбнулся:
– Служебная тайна. Все это пока догадки, но небезосновательные. Итак, с какой 
организации начнем? Обе они, и «Чистилище», и Купол, вне закона, но по-разному.
– С Купола, – подумав, сказал премьер-министр. – Он мне больше мешает.
Ни одному из них даже в голову не могло прийти, что разговор прослушивается.
В километре от дачи Краснорыжина на высоком дереве сидел человек с лазерной 
аппаратурой и записывал каждое слово.

Два дня потратил Матвей на то, чтобы выяснить, кто захватил Кристину и где ее 
содержат. Он рискнул заявиться ночью на старую квартиру, предоставленную ему 
еще Ивакиным, обезоружил двух «крапчатых беретов», сидевших в засаде, и полночи 
гонял компьютер в режиме «белка в колесе», пока тот не «сдох». Но узнать о 
судьбе девушки ничего не удалось. Ни один из банков данных, принадлежавших 
спецслужбам, не зафиксировал ее захвата. А это, в свою очередь, означало, что 
операцию проводили неофициальным путем. Если только это не были «кнопки», 
рядовые солдаты Купола, исполнявшие приказ босса.
Матвей помнил их особые приметы, не рост и ширину плеч, конечно, а перстни в 
форме черепов, и даже подумывал еще раз навестить боевиков проклятого «Щита», 
однако не стал лезть на рожон без совета Горшина. К тому же, наблюдая за 
действиями охраны Банкира, он вдруг обнаружил у одного из его дебильных громил 
точно такой же перстень, и эта приятная неожиданность заставила Соболева 
заняться Банкиром всерьез.
Уважаемый заместитель председателя Центробанка регулярно навещал свою пассию в 
Люблине, где она жила в трехкомнатной квартире на двенадцатом этаже 
шестнадцатиэтажки. Удобнее всего было перехватитъ его там, что Матвей и сделал 
в один из душных, жарких вечеров конца июля.
В квартиру он попал без труда еще днем, когда хозяйка, высокая, стройная 
блондинка с пышными формами, решила навестить ближайший супермаркет. Сложнее 
было там спрятатъся, и Матвею пришлось изощряться в применении инпо – искусства 
прятания, которым владели ниндзя. В конце концов он втиснулся в подпотолочную 
нишу на кухне, загородившись нераспакованным столовым сервизом.
Хозяйка вернуласъ в начале шестого, и не одна – с собакой! Этот сюрприз едва не 
испортил все дело, спасла положение врожденная способность Матвея 
«разговаривать» с животными. Собаки понимали его, а он их.
Видеть пса из своего убежища он не мог, но по дыханию и ворчанию определил 
ротвейлера. Напрягся, ощутив недоумение и любопытство животного, почуявшего 
чужой запах и ринувшегося на кухню.
– Спокойно, Гуляка, – раздался приятный голос хозяйки, которой с виду не было и 
двадцати. – Ты что себе позволяешь?
Пес басовито пролаял и замолчал, повизгивая: мысль Матвея, окрашенная 
доброжелательными и в то же время предостерегающими эмоциями, все же нашла 
отклик в его чувственной сфере. Больше он не лаял, но изредка ворчал и 
порывался зайти на кухню, заставив хозяйку в конце концов сделать это. Тревога 
собаки передалась и ей.
Евгений Яковлевич Геращинский заявился в начале восьмого. Вернее, не он сам, а 
его телохранители. Они быстро проверили ванную, туалет, кухню, комнаты и шкафы 
и ретировались. Шурика Залупыйченко среди них не было. Вскоре раздался голос 
Банкира, рокочущий, красивый, с барскими интонациями, и визг обрадованной 
(очень даже натурально) девицы, которую Евгений Яковлевич называл Лолой. Полное 
ее имя было Лолита, звучное и красивое.
Она защебетала, засуетилась, стала раздевать гостя и со смехом заталкивать в 
ванную. Затем прикрикнула на собаку, которая никак не могла успокоиться.
– Что это с ней? – насторожился Геращинский.
– Да как пришли с прогулки, все ворчит и на кухню рвется. Может, мышку почуяла?
Банкир был волком матерым и битым, сам не стал проверять, что за «мышь» 
затаилась на кухне, а вызвал охрану.
Ситуация создалась критическая. В какие-то доли секунды Матвею пришлось 
принимать решение: вылезать или не вылезать. Времени было в обрез. Не успеет 
вылезти, на него насядут «кунаки влюбленного джигита» и пес по кличке Гуляка. 
Останется на месте – потеряет свободу маневра и, если его обнаружат, получит 
пулю. И все же инстинкт заставил Матвея остаться. Почему-то мелькнула мысль: 
уходила без собаки, а вернулась с собакой. Странно. Видимо, проглядел.
Но теперь этого не исправишь, и Матвей настроил себя на действие. Потом 
вспомнил о своих возросших возможностях и запустил «программу» требуемого 
паранормального состояния, которая активизировала «разум-волю». Ответ пришел за 
полсекунды до того, как на кухню заглянул атаман телохранителей.
«Молния с небес» вонзилась в затылок, знакомо разошлась по телу электрической 
волной, заставив нервную систему вспыхнуть «пронзительно-голубым светом», 
застряла ощутимой массой в хара – «центре» тела под пупком, а также в затылке и 
вышла из глаза оранжево-желтыми искрами. И Матвей увидел-ощутил окружающую 
обстановку как бы изнутри, из каждого предмета, и снаружи, одновременно с 
близкого расстояния и с огромной высоты.
Заглянувший на кухню охранник светился багровым светом – для внутреннего зрения 
Матвея, причем ярче всего светились мышцы и фаллос, а вот голова работала хуже, 
и Матвею не составило труда погасить в ней и последние «тлеющие угольки» 
интеллекта, в результате охранника охватило полное безразличие, он сообщил, что 
на кухне нет никого, кроме тараканов.
Геращинский и Лолита остались одни, успокоенные, а Матвей тихо слез и спрятался 
за кухонный пенал, пережидая обратную реакцию организма. Своим способностям он 
уже не удивлялся, но и не очень-то радовался. То, что он паранорм, не