приобретателей.
– Дальше, – кивнул Василий Никифорович.
– Смоленский авиационный завод. Доля оборонки – тридцать пять процентов. 
Производит детали для вертолетов военного назначения. Субъект приватизации – 
местное территориальные агентство, получившее разрешение от самого министра 
экономразвития Грефинчука.
– Дальше.
– АО «Курский прибор»…
Сидели в квартире у Самандара, превращённой в штаб «СМЕРЧа», впятером: сам 
хозяин, Котов, Парамонов, Медведев и Веня Соколов, ставший по сути начальником 
внутренней службы безопасности «чистилища». Ульяна принимала участие в 
заседаниях комиссариата всего три раза, когда решалась задача стратегического 
вектора «чистилища» и, конкретно, кадровые вопросы.
Веня Соколов предложил вдруг его спецкоманде поддержать антитеррористические 
акции, вспомнив дикий случай захвата боевиками школы в Беслане, и спровоцировал 
дискуссию о границах применения ответных мероприятий.
– Я против, – сказал Иван Терентьевич. – Надо просто не допускать захвата 
заложников.
– Ну а если захват уже произошёл? – упорствовал бывший капитан разведки. – Что, 
будем выполнять требования террористов?
– Требования требованиям рознь. Если речь идёт об освобождении из тюрем других 
бандитов, такое требование можно и выполнить.
– А если они потребуют вывести войска из Чечни или, там, Дагестана? Вообще 
отделиться от России?
– Жизнь людей важнее…
– Что с тобой, Иван Терентьевич? – перебил Парамонова Самандар. – Окстись! 
Любой вариант с выполнением требований боевиков – очередная демонстрация 
слабости власти, чреватая вереницей подобных захватов.
– Но штурм влечёт за собой многочисленные жертвы, а боевикам выгоден любой 
такой сценарий, с любым количеством жертв.
– Вот поэтому существует другой путь, уже проверенный в деле кадыровцами еще 
несколько лет назад: контрзахват родственников террористов.
– Допустим, не удастся захватить родственников. Особенно если боевики – 
арабские или афганские наёмники и прочая мразь. Что тогда?
– Давайте не будем ломать копья по этому вопросу, – интеллигентно предложил 
Медведев. – С терроризмом должна бороться федеральная власть. Тем более что 
нашу команду, какой бы опытной и профессиональной она ни была, никто не 
допустит к участию в контртеррористической операции.
– А никто ни у кого и не собирается спрашивать разрешения, – усмехнулся 
Самандар. – Но я тоже против участия наших ребят в такого рода деятельности. У 
нас другие задачи – «смерть чиновникам!».
Соколов хотел возразить, но посмотрел на лица комиссаров и передумал.
В двенадцать часов дня заседание закончилось. Были определены пути решения 
приоритетных проблем, информационного поиска и привлечения к работе «чистилища» 
надёжных исполнителей. На пятницу пятого августа был намечен бандлик, 
обоснование которого представил Самандар.
– Есть перспективная работа, – начал он. – Узнал случайно, заинтересовался, 
начал искать информацию и вот что выяснил. Вы знаете о существовании в стране 
проблемы под названием «утечка мозгов»?
Комиссары переглянулись.
– Сказал «а», говори «б», – проворчал Василий Никифорович.
– В девяностые годы прошлого века за рубеж уехали сотни классных специалистов в 
самых разных областях наук. Но всё же многие остались. И вот им-то живётся 
очень несладко, потому что давление на учёных продолжается до сих пор. Меня же 
почему-то взволновала судьба одного физика-ядерщика, Николая Львовича 
Максименко. Слышали о таком?
– Короче, Склифосовский.
– Он выпускник физтеха Томского политехнического института, сейчас доктор наук, 
долго работал главным физиком Минатома, руководил лабораторией в Курчатовском 
ядерном центре, потом Институтом физико-технических проблем металлургии и всё 
время занимался исследованиями свойств тория; есть такой радиоактивный элемент, 
если кому интересно. Кстати, реакторы на тории практически безопасны и 
энергетически более выгодны, чем на уране или плутонии. Но это к слову. Так вот,
 в последнее время на Николая Львовича, отказавшегося в своё время уехать за 
границу, начали давить.
– Кто?
– Рассказываю по порядку. Сначала к нему пришли некие люди, представившиеся 
экспертами МАГАТЭ – Международной комиссии по ядерной энергии, и предложили 
работу в одной из четырёх стран: США, Австралии, Израиле или Канаде. Он снова 
отказался. И началась череда странных событий, а по сути – травля учёного. Его 
уволили. Институт перепрофилировали. Лабораторию, где он было устроился, 
закрыли. Все материалы отобрали. Квартиру обворовали, унесли все диски с его 
расчётами. А недавно на него напали какие-то подонки, и он чудом остался в 
живых. Шестидесятишестилетний мужик пошёл в прокуратуру с жалобой, но там 
завести уголовное дело по факту угроз и травли отказались. В общем, полный 
тупик. Никто не в состоянии помочь. В Минатоме сейчас действуют несколько 
враждующих группировок, которые мешают чётко сформулировать позицию 
министерства. Все дерутся за симпатии чиновников и бюджетные деньги, даже 
маститые учёные мужи. Но и здесь Николай Львович лишний. А ведь его направление 
работы чрезвычайно перспективное, причём и для отрасли, и для страны в целом.