Несколько минут пассажиры сидели в кабине, рассматривая двор, играющих детей, 
автолюбителей, возившихся возле гаражей, потом тот, что сидел на месте водителя,
 кивнул соседу:
– Это он.
Пассажир «шестерки» вышел из машины и приблизился к играющим в футбол 
мальчишкам, крикнул:
– Стас?
Один из футболистов оглянулся, замедлил бег, остановился, пытаясь узнать того, 
кто его окликнул.
– Стас, подойди, – махнул рукой мужчина в строгом синем костюме, с галстуком и, 
когда парень подошел, спросил:
– Ты меня не узнаешь?
– Не-а, – покачал головой Стас, не видя, как водитель «шестерки» достает черный 
пистолет, наводит на него и стреляет.
Ноги у мальчишки подкосились, и он непременно упал бы, если бы мужчина в синем 
костюме не поддержал его.
– Я друг твоего папы, – с расстановкой сказал мужчина. – Меня зовут дядя Юра. 
Вспомнил?
– Вспомнил… друг… – еле слышно прошептал Стас. – Вспомнил… друг…
– С твоим папой случилась беда, надо сообщить маме и ехать к нему.
– Беда?! С папой?! – Из глаз мальчика брызнули слезы. – Поехали! Я сейчас 
позову Крис.
Мужчина едва успел схватить его за руку, проворчал подошедшему водителю:
– У него гиперреакция на внушение. Все тихо?
– По всем векторам нули, за домом никто не следят. Даже странно, что все так 
тихо.
– Идем за его матерью, пока мы контролируем ситуацию.
– Она не его мать. Стас – приемный сын.
– Какая разница? «Глушак» на всякий случай прихвати, кто знает, как отреагирует 
жена… на «друга» семьи.
Втроем с мальчишкой они зашли в подъезд, поднялись на третий этаж и позвонили в 
обитую коричневым дерматином дверь, где жили Сумароковы: отец, мать и бабушка 
Кристины. Дверь открыла сама Кристина, но понять ничего не успела, раппорт 
Рыкова заблокировал ее сознание с ювелирной точностью, подавив волю, но оставив 
слабую реакцию на концентрированные смысловые поля.
– Крис, там с папой беда! – закричал было Стас и замолчал, стиснутый раппортом 
Юрьева.
Глаза Кристины расширились, ее подсознание, тренированное Матвеем, пыталось 
освободиться от наведенного психофизического состояния, однако мысле-воля 
Рыкова была сильнее.
– Пойдемте вниз, в машину, – сказал с максимальной доброжелательностью Герман 
Довлатович. – Ваш муж попал в беду, ему нужна помощь. Возьмите одежду и 
выходите, мы подождем.
Кристина кивнула, деревянно повернулась и зашла в квартиру. Там заговорили 
женские голоса: мать женщины и бабушка спрашивали, что случилось. Усилием воли 
Рыков взял их мыслесферы под контроль, голоса стихли.
Через минуту вышла Кристина, одетая в джинсы и блузку свободного покроя, с 
сумочкой в руках. Глаза ее были полузакрыты, губы что-то шептали, лицо быстро 
менялось, бледнело.
– Быстрее! – как бичом щелкнул голос Юрьева. Все четверо сбежали вниз, сели в 
машину, и в тот же момент Кристина потеряла сознание. Мальчишка еще держался, 
но был как пьяный, то закатывал глаза, то начинал плакать.
– У нее тоже гиперреакция на внушение, – сказал Юрьев. – Не нравится мне это. 
Гони, парни засекли какого-то незнакомца на «мерсе», едет в нашу сторону. А 
береженого Бог бережет.
Рыков спокойно выехал со двора, и тотчас же группа наблюдения и поддержки, 
подготовившая этот поход, посыпалась в машины, расставленные вокруг дома, 
приводя в действие стандартный план отсечки погони. Но погони не было.
Матвей Соболев находился в этот момент далеко отсюда, не в Рязани или в Москве 
и даже не в Санкт-Петербурге, он был в Испании, в местечке, известном под 
названием Метеора.
Василий Котов же с Парамоновым и Ульяной отходили после боя на мосту, не 
слишком прислушиваясь к эфирному эху событий, происходящих в Рязани. Похищение 
семьи Соболева осталось незамеченным.
БХУДЖАНГАСАНА
Юрьев не стал дожидаться финала поисков контейнеpa в Рязани. Сославшись на 
важные дела, он оставил Рыкова с семьей Соболева за городом, на теплоходе 
«Максим Горький», принадлежащем администрации президента, и уехал в Москву.
С одной стороны, дела его и в самом деле ждали, с другой – Юрий Бенедиктович не 
слишком жаждал контакта с Матвеем Соболевым, оценив его потенциал еще при 
встрече в Питере. А еще у него был тайный расчет на нейтрализацию Рыкова, 
который шел к намеченной цели семимильными шагами.
Конечно, можно было отправить Германа вслед за Носовым в «область смыслового 
хаоса», превратить с помощью кодона в идиота, но кодон работал не как фильтр, 
постоянно модулирующий излучение «глушака», а как разовый контур и был 
рассчитан всего на три импульса. Во всяком случае, именно так объяснил его 
действие Бабуу-Сэнгэ, передавая пульсирующий, теплый, шелковистый на ощупь, 
буквально живой «желудь» кодона Юрьеву.
– Это копия, – сказал он. – Матрица кодона остается у меня. Уровень данной 
копии – Эхейх-Гамчикот, если вам это что-то говорит.