значения; в конце концов он потерпел кораблекрушение.
— Быть может, тебе удастся вернуться обратно в свои Соединенные Штаты, — сказал 
Хельги. — Снарядим корабль, и я тоже охотно посмотрю это королевство.
— Нет, — мрачно возразил Джеральд, — такой страны нет. Пока нет.
— Значит, ты продолжаешь утверждать, что пришел из завтра? — проворчал Сигурд. 
— Сумасшедший. Передай-ка мне лучше свинину.
— Продолжаю, — упрямился Джеральд. Теперь он был совершенно спокоен. — И могу 
это доказать.
— Не понимаю, где научился ты, пришелец из дальних краев, говорить на нашем 
языке, — заметил я.
Я ни за что не назову человека в глаза лжецом, разве только тогда, когда мы 
мирно похваляемся друг перед другом, но…
— В моей стране в мое время будут говорить по-иному, — ответил он, — а вот в 
Исландии язык мало изменялся с древних времен, и я научился ему по приезде сюда.

— Хоть ты и христианин, — сказал я, — но уж придется тебе потерпеть, когда мы 
нынче вечером будем совершать жертвоприношение.
— Мне все равно, — ответил он. — Боюсь, я никогда не был особенно ревностным 
христианином, и мне хотелось бы посмотреть на ваш обряд. А как вы это делаете?
Я объяснил ему, как на глазах у бога наношу лошади молотом удар по голове, 
потом перерезаю ей горло и ветками ивы разбрызгиваю кровь. Затем мы разделываем 
тушу и пируем на славу. Он поспешно произнес:
— Вот теперь я и смогу доказать, кто я такой. У меня есть оружие, которое убьет 
лошадь… вспышкой молнии.
— А что это такое? — заинтересовался я. Мы все столпились вокруг Джеральда, 
когда он вытащил из ножен кривую металлическую дубинку и показал ее нам. Меня, 
правда, взяло сомнение: лезвия у нее не было, и на вид она годилась, пожалуй, 
только для того, чтобы ударить по голове, но я понял, что сработал ее 
удивительно искусный мастер.
— Ладно, давай попробуем, — согласился я.
Он показал нам все, что было у него в карманах: несколько необычайно круглых 
монет с удивительно четкой надписью, маленький ключ, палочку с грифелем внутри, 
чтобы писать, и плоский кошелек, в котором было множество бумаг с какими-то 
знаками. Когда он торжественно заверил нас, что некоторые из них деньги, то все,
 даже Торгунна, расхохотались. Но лучше всего был нож: лезвие его пряталось в 
рукоятку. Увидев, как я обрадовался ножу, он подарил его мне — большая щедрость 
со стороны человека, потерпевшего кораблекрушение. Я сказал, что взамен дам ему 
одежду и добрый топор и жить он может у нас столько, сколько захочет. Нет, 
сейчас у меня нет этого ножа. Ты еще узнаешь почему. А жаль — это был отличный 
нож, хоть и совсем небольшой.
— А кем ты был до того, как стрела войны поразила твою страну? — спросил Хельги.
 — Купцом?
— Нет, — ответил Джеральд. — Я был… инженером… то есть я собирался им стать. 
Инженер строит дома, мосты, делает разные рабочие инструменты, прокладывает 
дороги… Это больше, чем просто мастеровой. Поэтому я и считаю, что здесь мои 
знания могут очень пригодиться. — В глазах его я снова увидел лихорадочный 
блеск. — Дайте мне время, и я стану королем!
— У нас в Исландии нет королей, — проворчал я. — Наши деды пришли сюда, чтобы 
избавиться от королей. У нас есть Тинг (8), где мы разбираем споры и принимаем 
законы, но каждый человек имеет право добиваться справедливости собственными 
силами.
— А если обидчик не согласен подчиниться? — спросил Джеральд.
— Тогда мы вспоминаем про кровную месть, — ответил Хельги и принялся 
рассказывать об убийствах, довершенных за последнее время. Глаза его горели. 
Джеральд смятенно вертел в руках пистолет. Так он называл свою дубинку, 
исторгавшую огонь.
— На тебе богатая одежда, — мягко заметила Торгунна. — Наверное, у твоей родни 
много земли.
— Нет, — ответил он. — Наш… наш король дает такую одежду каждому своему воину. 
Что же до моей семьи, то у нас нет земли, а живем мы в доме, в котором живет 
еще много семей.
Я и сам не люблю кичиться своим богатством, но он, этот человек, деливший со 
мной на правах старшего почетное место у очага, подумалось мне, нарочно 
прибедняется, говоря, что у него нет земли. Торгунна поспешила погасить мой 
гнев.
— У тебя еще будет своя усадьба, — сказала она.
Стемнело, и мы отправились к месту, где свершаются жертвоприношения. Керлы 
развели перед капищем костер, и, когдая отворил дверь, деревянный Один, 
казалось, прямо прыгнул нам навстречу (9). Джеральд шепнул моей дочери, что наш 
бог вырезан очень грубо, а так как Одина вырезал мой отец, я еще больше 
рассердился на Джеральда. Некоторым людям недоступно понимание истинного 
искусства.
Тем не менее я позволил гостю помочь мне подвести лошадь к каменному алтарю. 
Взяв в руки сосуд, куда собирают кровь, я заметил, что теперь он, если хочет, 
может убить лошадь. Джеральд достал свой пистолет, вложил его в ухо лошади и 
что-то нажал. Раздался грохот, лошадь вздрогнула и упала, а в голове у нее 
оказалась дыра. Мозг был испорчен — вот какое грубое оружие! Затем я уловил 
резкий, горьковатый запах — так пахнет возле вулкана. Мы все подпрыгнули, одна 
из женщин вскрикнула, а Джеральд с гордостью огляделся по сторонам. Опомнившись,
 я поспешил окончить жертвоприношение. Джеральд не пожелал, чтобы его обрызгали