"держись", вытащил из рюкзака моток веревки и свой знаменитый крюк для ловли 
акул. Как каждого заядлого рыбака, отца терзала мечта поймать Главную Рыбу 
Своей Жизни размером с небольшого кита, и хотя Черное море не очень подходило 
для этой цели, отец не удержался и, уже не помню где, приобрел рыболовный 
крючок небывалых размеров. Крючок ему так понравился, что он носил его с собой 
на охоту, поскольку на рыбалке он вряд ли бы пригодился.
     Отец привязал к веревке акулий крюк и зацепил меня им за куртку, повторяя, 
как заклинание, "держись, сынок, держись". Отрезав излишек веревки, он закрепил 
ее конец вокруг того самого чахлого куста, за корень которого я держался. 
Теперь я понимаю, что это он сделал не столько для моей безопасности, сколько 
для душевного спокойствия. Хотя было ясно, что отпусти я руки, долго на крючке 
бы я не продержался, веревка, соединяющая меня с кустом, придала мне 
уверенности. Я не мог ни говорить, ни смотреть вокруг, ни думать. Все мое 
внимание сосредоточилось на корне и вцепившихся в него руках, которые я уже не 
чувствовал. Под моей тяжестью корень постепенно вылезал из земли, вытягивая за 
собой несколько более тонких отростков. Затаив дыхание, я наблюдал, как они 
постепенно натягиваются, а потом они лопались с оглушительным звуком, от 
которого у меня внутри все судорожно сжималось.
     Оценив мою решимость держаться до конца, отец схватил топор и убежал. Он 
вернулся с несколькими крепкими длинными колышками и вбил их обухом топора 
глубоко в землю на некотором расстоянии от края обрыва. Сняв ремень с ружья, он 
соединил его с веревкой, сделав большую петлю, которую ухитрился надеть мне на 
ноги, а потом протянуть вверх до подмышек. Конец веревки он привязал к одному 
из колышков, а затем накинул еще две веревочные петли мне на ноги и тоже 
закрепил их наверху.
     - Отпускай корень, - скомандовал он. Я попытался разжать руки, но не смог. 
Они онемели и ничего не чувствовали.
     - Не бойся, отпускай, я тебя вытащу, - уговаривал меня отец, но это было 
бесполезно. Корень и я стали одним целым, и никакая сила не могла заставить 
меня расстаться с ним.
     Отец, использовав весь оставшийся запас веревки, опутал меня ею, осторожно 
подтягивая вверх и подвязывая к колышкам так, что я принял положение вниз 
головой, продолжая отчаянно цепляться руками за свою спасительную соломинку. 
Убедившись, что я надежно закреплен, отец взял топор, и, добравшись до 
основания корня, перерубил его, а потом за веревки вытянул меня наверх.
     Домой я возвращался, держа перед собой обрубок корня. Только дома с 
помощью массажа, намыливания рук и отмачивания их в воде, корень удалось вынуть.
 Сама операция по спасению заняла около получаса, а провисеть полчаса на 
вытянутых руках в нормальном состоянии оказалось бы непосильной для меня 
задачей. Только сейчас я понял, что то, что я сделал тогда, действительно было 
сверхусилием.
     
     Учитель из кучки заготовленных впрок дров вынул обломок толстой ветки и 
протянул его мне.
     - Сожми его в руках, - сказал он. - Возьмись за него так, как ты держался 
за корень. Я сделал то, что он просил.
     - А теперь снова вспомни, как ты висел над пропастью, особенно то ощущение 
в руках, которое не позволяло тебе разжать их.
     Выполнить это было нетрудно. Рассказывая эту историю Ли, я снова пережил 
события далекого детства так ярко, что мою тело еще было наполнено 
расслабленным ощущением тревожного покоя после пережитой смертельной опасности, 
когда страх уже прошел, но его послевкусие осталось, примешиваясь к 
опустошающей усталости, пришедшей на смену мучительному физическому напряжению.
     Я вновь ощутил ужас от открывшейся внизу пропасти, над которой я 
покачивался, уцепившись за корень. Все мое внимание сосредоточилось на руках. 
Они сжимались все крепче и крепче. Кисти рук начинали неметь, затвердевая, как 
камень, и постепенно теряя чувствительность. Наконец я вообще перестал их 
чувствовать. Теперь меня мучила боль в плечах, растягивающихся и 
выворачивающихся под моим весом. Голос отца, что-то мне говоривший, отвлек меня 
и от этой боли, и вскоре я забыл о ней, уже ничего не ощущая, а лишь наблюдая, 
как корень медленно вылезает из земли, и как с шумом лопаются соединяющие его с 
обрывом отростки.
     Вдруг корень рванулся из моих рук, и я, следуя за его движением, описал 
дугу и с размаху шлепнулся на землю. Ли, вцепившись в конец ветки, которую я 
сжимал в руках, размашисто водил ею из стороны в сторону, а я мотался вместе с 
ней, как консервная банка, привязанная к собачьему хвосту. Я изо всех сил 
пытался разжать руки, но не мог. Я не чувствовал их!
     Глядя на мои отчаянные усилия, Ли расхохотался и отпустил ветку. По 
инерции я проехался на животе еще немного, а потом сел, удивляясь самому себе и 
снова попытался разжать пальцы. Мне это не удалось.
     - Ты все делаешь неправильно, - продолжая веселиться на мой счет, заявил 
Учитель. - Чтобы разжать руки, ты должен вспомнить то ощущение, которое 
появилось в них, когда тебе в детстве удалось это сделать. Сверхусилия 
создаются на основе мыслеобразов, порожденных волевыми эманациями, поэтому 
управлять ими можно именно с помощью мыслеобразов. Как ты можешь разжать руки, 
если ты не чувствуешь их? Чтобы удержаться над пропастью, ты подсознательно 
создал образ каменных, неподвижных и не чувствующих ни боли, ни усталости, 
пальцев. Этот мыслеобраз, подкрепленный волевыми эманациями, порожденными 
страхом смерти, реализовался, и твои руки превратились в бесчувственный камень. 
Чтобы разжать руки, ты должен с помощью другого мыслеобраза вернуть им