ечно: это Бог и Любовь. И то, что мы называем 
"пространством", "временем" и "материей", там не отличаются друг от друга, а 
все, что подвержено изменениям, вечным быть не может. Душа человека не только 
меняется с течением жизни. Я часто вижу на тонком плане, как происходит 
формирование души будущего ребенка, когда мужчина и женщина любят друг друга. 
	 И чем меньше сексуальных отношений, тем активнее происходит развитие души 
будущего ребенка. Такое формирование может идти 1, 2, 3 жизни, а может быть, - 
и больше. Иногда мужчина и женщина встречаются, невольно оскорбляют друг в 
друге все человеческие ценности, им не суждено вступить в сексуальную связь, и 
их любовь и мучение формируют душу ребенка, который родится у них через две или 
три жизни. И они не подозревают, что их мимолетный или длительный роман - это 
их духовный брак, который будет существовать несколько жизней, для того, чтобы 
появился гармоничный человек. Душа человека живет 1000-1100 жизней. Потом она 
разрушается и воссоздается заново. В конце концов, все души теряют свое личное, 
индивидуальное и возвращаются к Богу и становятся Богом, который есть высшая 
личность и высшее безличное одновременно. 
	 
	КРИТИЧЕСКИЕ СИТУАЦИИ 
	 Вспоминаю, что в критических ситуациях я интуитивно вел себя правильно. Помню 
один случай, который произошел со мной в середине 70-х годов. Это было на 
Кавказе, в районе озера Рица. 
	Ближе к Кавказскому хребту есть горные озера, которые называют Ацетукскими. 
Есть там небольшое озеро с ледяной водой, оно называется Мэй. Мы остановились 
возле него на привал. И вот я решил взять фотоаппарат, чтобы сфотографировать 
нашу группу издали. 
	 Я отошел сначала в сторону, а потом стал подниматься по склону. 
	 Увлекся и быстро стал подниматься все выше и выше. В нескольких сотнях метров 
над собой я увидел площадку, с которой решил сделать снимок. 
	 В конце стена была почти отвесной, и подъем был опасным. Но я себя утешил тем,
 что спущусь с другой стороны. Ребята решили идти дальше и стали звать меня. Я 
им ответил, но меня они не видели. Они для меня были точками возле озера, 
соответственно, и я для них. Крикнул им, что я скоро спущусь. Подошел к 
площадке и заглянул на другую сторону хребта. Там была отвесная стена около ста 
метров высотой. И только потом пологий склон. 
	 И так везде. Было два выхода: либо подниматься вверх по хребту, чтобы найти 
удобное место для спуска, но это заняло бы восемь часов в лучшем случае, или 
спускаться там, где поднялся. 
	Я подошел и посмотрел вниз, на тот путь, которым поднимался: стена была 
практически отвесна. А на Западном Кавказе породы рыхлые, осадочные, они легко 
осыпаются. Решил спускаться. 
	 Перед тем как начать спуск, со мной произошло что-то странное. В голове была 
звенящая пустота, ни одной мысли. Ни сожаления о прошлом, ни планов на будущее. 
Движения из судорожных стали плавными и точными. Когда я спустился метров на 
пятьдесят, то понял, что ошибся, и принял левее. Тот путь, которым я поднимался,
 шел по диагонали правее. Посмотрел наверх. Шансов подняться у меня не было. 
Внимательно осмотрел стену, идущую вниз, шансов спуститься тоже не было. Стена 
была отвесной. Висеть долго в таком положении я бы не смог. Начал внимательно 
осматриваться по сторонам. Метрах в тридцати правее и ниже я увидел заросли 
рододендрона, небольшие кустики с ветками длиной около метра. Я понял, что это 
единственный мой шанс. Очень плавно, не делая резких движений, стал смещаться 
вправо. Когда пытаешься уцепиться за какой-то выступ, нужно нажать на него три 
раза. Первый - очень мягко, чтобы не развалить свою балансировку, проверяя, не 
упадет ли камень сразу. Второй - жестче и коротко, чтобы не упасть вместе с ним,
 если он отвалится. А третий - очень плавно и мягко, постепенно перемещая опору 
на камень. 
	 Ни на одну опору нельзя надеяться стопроцентно, даже чисто психологически. 
Тогда легче успеть уцепиться за другие, если эта все-таки подведет. Несколько 
десятков метров я преодолел. 
	 Под рододендроном тоже была отвесная стена. Но здесь уже можно было 
спускаться комфортно, не цепляясь кончиками пальцев и спортивных тапочек как 
раньше. 
	 Я подполз к зарослям рододендрона, отдохнул, затем взял в руки несколько 
крепких веток, чтобы дальше спускаться на одних руках. На всякий случай дернул. 
И легко их вырвал. Смотрел на ветки в своей руке и понимал, что шансов 
выбраться теперь у меня нет никаких. 
	 Но попробовать все равно нужно было. Я сжал ладонью максимальное количество 
веток, дернул и увидел, что они более или менее держатся. Плавно и осторожно, 
захватывая в руки пучки веток, начал спускаться. Метров пятьдесят я спускался 
только на руках. 
	 Потом стена стала более пологой, и я стал находить какую-то опору под ногами. 
Спускался я четыре часа. Три с половиной часа молчал. Чувствовал, что если 
отвечу своим друзьям, то мое сознание начнет работать, и я погибну. Когда 
подошел к группе, все начали меня ругать, поскольку я сорвал весь график 
перехода. Показал им то место, откуда спустился. Меня еще раз переспросили. Я 
снова показал путь, по которому полз. Издали мой маршрут казался еще более 
впечатляющим. Больше вопросов мне никто не задавал. 
	 - Там теоретически невозможно спуститься, - сказал, правда, один из членов 
нашей группы. 
	 Как-то один армянин рассказал мне странную историю: - У нас в небольшом 
армянском городке жила девочка, и мы, мальчишки, которые привыкли лазить по 
горам, каждый раз разевали рот, видя, как она развлекается. Она подходила к 
краю скалы, закрывала глаза и шагала вниз. И в