|
который, как оказалось, был оправдан судом и выпущен на свободу. Здесь в
Варшаве
он ожидал получения выписанной из Германии печатной машины, которая, как он
рассчитывал, поможет ему при изготовлении фальшивых денег. Он предложил
Соловьеву войти с ним в долю и заняться сбытом фальшивых банкнот в Бухаре.
Предложение было очень соблазнительным, так как сулило большие выгоды, и
Соловьев не смог отказаться. Он отправился в Бухару, чтобы дожидаться там
прибытия компаньона, который задержался в Польше, получая заграничную посылку.
В
Бухаре Соловьев продолжал сильно пить и, истратив все деньги, вынужден был
поступить простым рабочим на железную дорогу. С тех пор прошло три месяца.
Этот искренний рассказ глубоко тронул меня и вызвал желание помочь. К этому
времени я уже довольно много знал о гипнозе, умел, приведя человека в
гипнотическое состояние, дать ему установку избавиться от нежелательного
пристрастия. Поэтому я предложил своему новому знакомому свою помощь, обещая
избавить от пагубной привычки, если он действительно хочет, и объяснил, как это
делается. Соловьев с радостью согласился, и мы немедленно взялись за дело.
Ежедневно я приводил его в состояние гипноза и затем давал соответствующую
установку. Вскоре Соловьев почувствовал такое отвращение к спиртному, что не
переносил одного вида этой отравы, как он называл водку. Оставив свою работу на
железной дороге, он стал путешествовать вместе со мной и даже помогал
изготовлять искусственные цветы и продавать их на рынке.
Через некоторое время после того, как я познакомился с Соловьевым, мой старый
друг дервиш Богга-Эддин, от которого я длительное время не имел новостей,
наконец вернулся в Старую Бухару Узнав, что я живу в Новой Бухаре, он на
следующий день пришел ко мне. На вопрос о причине его столь долгого отсутствия
Богга-Эддин ответил, что ему посчастливилось познакомиться с одним
необыкновенным человеком и, чтобы иметь возможность часто беседовать с ним, он
согласился быть проводником в экспедиции по реке Амударье. Богга-Эддин добавил,
что теперь они вместе вернулись в Старую Бухару.
"Этот удивительный человек - член одной древней религиозной секты, известной
под
названием Сармунг, главный монастырь которой расположен где-то в самом сердце
Средней Азии. Оказывается, этот человек откуда-то знает тебя, и когда я
предложил ему встретиться с тобой, он охотно согласился. Он сказал, что хотя ты
и кафир, но твоя душа познала истину".
Должен пояснить, что кафирами здесь называли инородцев и иноверцев, это
относилось ко всем европейцам, которые в соответствии с местными понятиями были
не людьми, а скорее животными, не имеющими души.
Рассказ о новом знакомом Богга-Эддина так заинтересовал меня, что я попросил
его
устроить нашу встречу как можно быстрее. И вскоре она состоялась. Я много
общался с этим человеком и заслужил такое доверие с его стороны, что однажды он
предложил мне провести некоторое время в главном монастыре его религиозного
братства.
"Возможно, там вы найдете ответы на вопросы, которые не дают вам покоя", -
сказал он и добавил, что охотно поможет мне попасть туда при условии, что я
соглашусь дать клятву никому не рассказывать о том, что я там увижу.
Конечно, я с благодарностью принял это предложение, согласившись на все условия.
Я сожалел только о том, что мне придется расстаться с Соловьевым, который стал
мне ближе, чем родной брат. Я спросил у моего нового знакомого, можно ли мне
взять в эту экспедицию моего лучшего друга. Немного подумав, тот ответил, что
не
возражает, при условии, что мой друг тоже даст соответствующую клятву и что я
могу поручиться за его порядочность. Я подтвердил, что Соловьеву можно
безоговорочно доверять. За время нашей дружбы я убедился, что он может держать
слово.
Обсудив все, мы договорились ровно через месяц встретиться на берегу Амударьи,
где будут ждать четыре проводника, которые должны отвести нас в монастырь после
того, как мы назовем пароль. В условленный день Соловьев и я оказались возле
развалин старинной крепости, где встретились с четырьмя киргизами, посланными
за
нами. Обменявшись паролем, мы спешились и по их требованию поклялись сохранить
в
тайне все, что мы узнаем в этой экспедиции. Затем мы тронулись в путь, причем
нам на глаза были надвинуты башлыки.
Всю дорогу мы держали данное слово, не пытаясь приподнять башлык, чтобы
определить, где находится наш караван. Нам позволяли снимать их только во время
привала, когда мы останавливались, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Но во время
движения башлыки с нас снимали всего дважды. В первый раз это произошло на
восьмой день пути, когда нашей кавалькаде пришлось преодолевать горное ущелье
|
|