человека, который, не видя солнца, отрицает его существование, но в то же время 
он увидит солнце своим духовным зрением после того, как умрет.
- Он ничего не увидит, - сказал Учитель. - Отрицая существование солнца сейчас, 
он не сможет увидеть его с другой стороны могилы.
Видя, что Нараян выглядит очень расстроенным, и что даже мы, полковник и я, 
пристально смотрим на него в ожидании более определенного ответа, Такур с 
неохотой продолжил:
- Вы говорите о духе духа, то есть, правильнее говоря, об атме, смешивая этот 
дух с душой смертного человека, манасом. Без сомнения, дух бессмертен, потому 
что не имея начала, он не имеет конца; но это не тот дух, который имеет 
отношение к данному разговору. Это человеческая, самосознающая душа. Ты 
смешиваешь ее с первым, а Бабу отрицает и то и другое, душу и дух, и таким 
образом вы не можете понять друг друга.
- Я понимаю его, - возразил Нараян.
- Но ты не понимаешь меня, - прервал его Учитель. - Я попробую сказать более 
ясно. Вот что ты хочешь узнать. Возможна ли полная утрата сознания и 
самоощущения после смерти, даже в случае убежденного материалиста. Не так ли?
Нараян ответил:
- Да; поскольку он полностью отрицает то, что является для нас безусловной 
истиной, то, во что мы твердо верим.
- Хорошо, - сказал Учитель. - На это я с уверенностью отвечу следующее, но 
помни, что это не мешает мне верить столь же твердо, как и ты, в наши учения, 
определяющие период между двумя жизнями как лишь нечто временное. Длится ли 
этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни год или миллион лет, 
посмертное состояние человека может совершенно не отличаться от состояния 
человека в очень глубоком обмороке, безо всякого нарушения фундаментальных 
законов. Поэтому Бабу в отношении себя самого совершенно прав.
- Но как это может быть? - спросил полковник Олькотт, - ведь закон бессмертия 
не допускает никаких исключений, как вы сами сказали.
- Конечно он не допускает никаких исключений, но только в отношении вещей, 
которые реально существуют. Тому, кто подобно вам изучал Мандукья упанишаду и 
Сара-веданту, не следует задавать такие вопросы, - сказал Учитель с 
укоризненной улыбкой.
- Но ведь именно Мандукья упанишада, - робко заметил Нараян, - учит нас, что 
между Буддхи и Манасом, как и между Ишварой и Праджной, существует на самом 
деле не больше разницы, чем между лесом и его деревьями, озером и его водой.
- Совершенно верно, - ответил Учитель, - поскольку одно дерево, или даже сотня 
деревьев, которые утратили свои жизненные силы, или даже были вырваны с корнем, 
не могут воспрепятствовать тому, чтобы лес оставался лесом.
- Да, - сказал Нараян, - но в этом сравнении Буддхи - это лес, а Манас Тайджаси 
- деревья, и если первое является бессмертным, то как же может Манас Тайджаси, 
который есть то же самое, что и Буддхи, утратить свое сознание перед новым 
воплощением? В этом состоят мои затруднения.
- Ты бы не создал себе никаких трудностей, - сказал Учитель, - если бы 
позаботился о том, чтобы не смешивать абстрактную идею целого с причинным 
изменением формы. Запомни, что если говоря о Буддхи мы можем сказать, что оно 
является безусловно бессмертным, мы не можем сказать того же ни о Манасе, ни о 
Тайджаси. Ни первый, ни второй не имеет никакого бытия, отдельного от 
Божественной Души, потому что первый является атрибутом земной индивидуальности,
 а второй идентичен первому, только с добавлением в нем отражения Буддхи. В 
свою очередь, Буддхи был бы безличным духом без этого элемента, который он 
заимствует из человеческой души, и который обуславливает его и создает из него 
нечто, что имеет вид существа, отдельного от Вселенской Души, в течение всего 
цикла человеческих перевоплощений. Поэтому, если ты скажешь, что Буддхи-Манас 
не может умереть, и не может утратить сознание ни в вечности, ни в течение 
временных периодов прекращения жизни, ты будешь совершенно прав; но относить 
эту аксиому к качествам Буддхи-Манаса - это все равно, как если бы ты доказывал,
 что поскольку полковник Олькотт бессмертен, то и румянец его щек также 
обладает бессмертием. Таким образом, очевидно, что ты смешивал реальность, Сат, 
с ее проявлениями. Ты забыл о том, что, объединенная лишь с Манасом, 
светоносная сила Тайджаси становится лишь вопросом времени, так как бессмертие 
и посмертное сознание земной индивидуальности человека становятся условными 
качествами, зависящими от условий и убеждений, созданных им самим в течение 
жизни. Карма действует непрестанно, и мы пожинаем в следующем мире плоды того, 
что мы сами же посеяли в этой жизни.
- Но если мое эго может обнаружить себя после разрушения тела в состоянии 
полной бессознательности, тогда каково же может быть наказание за грехи, 
совершенные мной в течение моей жизни? - спросил полковник, задумчиво 
поглаживая свою бороду.
- Наша философия учит нас, - ответил Такур, - что наказание постигает эго лишь 
в его следующем воплощении, и что немедленно после смерти мы встречаем только 
вознаграждение за страдания земной жизни, страдания, которые не были заслужены 
нами. Таким образом, как вы можете видеть, все наказание состоит в отсутствии 
вознаграждения, в полном отсутствии сознания надежды и покоя. Карма - это 
ребенок земного эго, плод поступков его видимой индивидуальности, и даже мыслей 
и намерений духовного Я. Но в то же самое время, это любящая мать, которая 
залечивает раны, нанесенные в предыдущей жизни, перед тем, как вновь ударить 
это эго и нанести ему новые. В жизни смертного не существует такого несчастья 
или печали, которое не было бы плодом или прямым следствием дурного поступка в 
его прошлом воплощении; но, не имея ни малейшего воспоминания об этом в данной