животного и прав человека на него.
Далее следует привести ряд примеров для подтверждения выдвинутых обвинений. 
Обращаясь к серьезным и образованным умам, следует отметить, что взгляды разных 
авторитетов, цитируемых здесь, не являются незнакомыми читателю. Поэтому будет 
достаточно дать лишь короткие извлечения из некоторых выводов, к которым они 
пришли, начиная с представителей церкви.
Как уже отмечалось, церковь требует веры в чудеса, совершенными ее великими 
святыми. Среди различных чудес мы выберем сейчас лишь те, которые 
непосредственно относятся к нашему вопросу, то есть чудесные воскрешения 
умерших животных. Тот, кто наделяет человека бессмертной душой, независимой от 
тела, которое она одушевляет, легко может поверить, что посредством некоторого 
божественного чуда душа может быть вызвана и погружена обратно в то жилище, 
которое она оставляет, по-видимому, навсегда. Но как он может принять ту же 
возможность в случае животного, поскольку его вера учит его, что животное не 
имеет независимой души, так как она исчезает вместе с телом? В течение двухсот 
лет, начиная с Фомы Аквинского, церковь авторитетно учила, что душа животного 
умирает с его организмом. Что же тогда вызывается обратно в тело и оживляет 
его? Именно в этом самом месте схоластики включаются в решение проблемы и 
примиряют непримиримое.
Они начинают с того, что чудеса воскрешения животных многочисленны и так же 
хорошо документированы, как "воскрешение Господа нашего Иисуса Христа".2-11 
Болландисты приводят бесконечное число примеров такого рода. Отец Бьюрини, 
агиограф2-12 17 века, шутливо замечает о дрофах, воскрешенных св. Реми:
Мне могут сказать, без сомнения, что я сам - гусь, если я доверяю таким 
историям о "синей птице". В таком случае я отвечу шутнику и скажу, что если он 
оспаривает это, то он должен вычеркнуть их жизни св. Исидора Испанского 
утверждение о том, что он воскресил после смерти лошадь своего хозяина; из 
жизнеописания св. Николая Толентинского - то, что он вернул жизнь куропатке 
вместо того, чтобы съесть ее; из биографии св. Франциска - то, что он вытащил 
из печи ягненка, которого жарили, и оживил его, и что варившиеся рыбы, которых 
он оживил, начали плавать в кипятке; и т. д., и т. д. Кроме того, этот скептик 
должен был бы обвинить более ста тысяч очевидцев - среди которых, по крайней 
мере, немногие должны были иметь здравый смысл - в том, что они или лжецы, или 
простофили.
Гораздо более высокий авторитет, чем отец Бьюрини, - папа Бенедикт (Бенуа) XIV, 
подтверждает вышеприведенные высказывания. Кроме того, имена очевидцев 
воскрешения - св. Сильвестра, Франсуа де Поля, Северина из Кракова и множества 
других - упоминаются у болландистов. "Он лишь добавляет", - говорит кардинал де 
Вентура, цитирующий его, - "что для того, чтобы это можно было полностью 
признать воскрешением, требуется идентичное и количественное воспроизведение 
формы,2-13 а также материала умершего существа; а поскольку эта форма (или 
душа) животного исчезает вместе с его телом, в соответствии с учением св. Фомы, 
то в каждом таком случае Бог должен создать для совершения чуда новую форму для 
воскрешаемого животного; отсюда следует, что воскрешенное животное не полностью 
идентично с тем, кем оно было до смерти (non idem omnino esse)".2-14
Все это выглядит очень похожим на одну из магических иллюзий. Хотя проблема и 
не становится совершенно ясной, можно сделать следующее заключение: принцип, 
который одушевляет животное в течение жизни, называемый душой, умирает или 
разрушается после смерти тела, и другая душа - "некий вид бесформенной души", 
как говорят нам папа и кардинал- создается с целью совершения чуда Богом; кроме 
того, эта душа отличается от души человека, которая представляет собой 
"независимую, эфирную и вечно длящуюся сущность".
Помимо естественного возражения по поводу того, что "чудо" совершается святым, 
поскольку это просто Бог стоит за его спиной и "создает" с целью своего 
прославления совершенно новую душу так же, как и новое тело, - все учение 
томистов2-15 открыто для возражений. Ибо, как разумно замечает Декарт: "Если 
душа животного столь отлична (в своей нематериальности) от своего тела, мы 
полагаем, что едва ли возможно не рассматривать ее как духовный принцип - то 
есть, как нечто разумное".
Вряд ли нужно напоминать читателю, что Декарт рассматривал животное просто как 
автомат, "хорошо заведенный часовой механизм", согласно Мальбраншу. Поэтому тот,
 кто принимает теории Декарта о животных, должен одновременно принимать и 
взгляды современных материалистов. Ибо, поскольку такой автомат способен иметь 
чувства, такие как любовь, благодарность и т. д., и, несомненно, наделен 
памятью, - все такие качества должны быть "свойствами материи", как учит нас 
материализм. Но если животное является "автоматом", то почему не человек? 
Точные науки - анатомия, физиология и т. п. - не находят ни малейшей разницы 
между телами животных и человека; и кто знает, - справедливо вопрошает Соломон, 
- поднимается ли дух человека кверху намного выше, чем дух животного? Таким 
образом, метафизика Декарта столь же непоследовательна, как и всякая другая.
Но что скажет на это св. Фома? Позволяя животному иметь душу (anima) и объявляя 
ее нематериальной, он в то же самое время отказывается признать духовные 
качества в ней. Он говорит: "В таком случае, следовало бы предполагать в ней 
разумность- специфическое свойство, присущее только душе человека". Но 
поскольку на четвертом Латеранском Соборе было решено, что "Бог создал две 
отдельные субстанции - телесную (mundanam) и духовную (spiritualem)", и что 
нечто невещественное должно быть по необходимости духовным. Св. Фома должен был 
прибегнуть к помощи некоего компромисса, который можно не называть уловкой 
только потому, что это было сделано святым. Он говорит: "Эта душа животного - 
не дух, и не тело; она имеет промежуточную природу".2-16 Это очень неудачное