вызванные дерзости. - И он назвал несколько имен. - А если я, в моем 
исключительном 
для туземца положении, подвержен таковым, то чего же приходится ожидать другим, 

менее фаворизованным судьбой и правительством туземцам?
Он сидел, нагнувшись над чашкой, и говорил тихо, по-видимому, сохраняя полное 
хладнокровие. Только ложечка, которою он машинально постукивал о блюдечко, 
слегка 
дрожала в его руке, да черные глаза налились кровью и пылали...
- За Англию, которая меня воспитала, - продолжал он тем же тоном, - за 
правительство, 
которому я присягал в верности и которому служу, я готов отдать, ради моей же 
возлюбленной Индии, жизнь. Мы, как народ, неспособны теперь управлять страной 
без 
чужой помощи, это я знаю, хотя худо ли, хорошо ли, а управляли ею веками, и 
страна была 
богаче и счастливее. Но я сознаю, что теперь, за последнее столетие, мы 
выродились и 
что помощь Англии нам необходима. Но если я присягал в верности правительству, 
то не 
делал еще ничего подобного в отношении к обществу и частным лицам... и я 
ненавижу 
их!.. Попомните мои слова: если Англии когда-нибудь снова придется бороться с 
мятежом, то этому виной будет единственно английское же общество; и случится 
это 
вследствие до бешенства доводящего туземцев презрительного высокомерия 
посылаемых 
сюда ваших чиновников. Нам все твердят о тирании и деспотизме России, нас 
пугают 
жестокостью ее правительства. Да знаете ли вы, чтo на это отвечают хоть бы наши 

мусульмане, потомки султанов, сердарей, героев и величайших государственных 
людей 
прошлых веков? Они говорят следующее: да, быть может, администраторы России и 
жестоки и ее правительству не сравниться с "благодушным" правительством ее 
величества 
императрицы Индии. Но когда мы читаем и слышим со всех сторон, что в России 
такой-
то генерал - мусульманин, другой - армянин и, несмотря на это, 
главнокомандующий 
целой армией, между тем как у нас последний английский солдат скорее 
дезертирует, 
нежели согласится повиноваться и признать начальником туземца, будь последний 
хоть 
принц крови, то, сравнивая нашу горькую участь с судьбой и надеждами каждого 
верного 
России иноверца и иноплеменника, у нас невольно шевелится на душе вопрос: чем 
же это 
мы одни заслужили подобные унижения? Почему это только нас одних держат в 
черном 
теле? И, в безмолвном отчаянии, сознавая всю безвыходность нашего положения, 
нельзя 
нам подчас и не позавидовать положению нашего брата мусульманина - в так 
называемой 
вами деспотической России!..
Второй пример. Семейство одного известного и очень ученого доктора медицины в 
Бомбее, уроженца Гоа, по фамилии португальца. Уже более трех поколений они 
христиане католики, но прадеды как мужа, так и жены были чистокровными 
высокорожденными браминами. И муж, и жена воспитывались за границей и получили 
превосходное образование. Муж - кавалер нескольких почетных орденов, член 
многих 
ученых обществ и находится на хорошем счету в Азиатском Королевском Обществе. 
Жена 
- молодая двадцатилетняя женщина, превосходно образованная, обладает 
восхитительным 
голосом. Ни тот, ни другая в обществе не приняты. На их музыкальных вечерах по 
вторникам, кроме нескольких журналистов из европейской богемы, не найдется ни 
одного лавочника-англичанина; из дам положительно ни одной. "Помилуйте", 
завопят 
либеральные барыни и барышни, юность которых, быть может, протекла в 
какой-нибудь 
задней лавке Оксфордской улицы, "помилуйте! Кто же водит знакомство с подобными 

неграми?"...
Чем-то странным, чудовищно невероятным покажется все это нашим русским 
читателям.
Ради яснейшего понятия о туземцах Индии, мы здесь распространились об этом 
вопросе, 
быть может, более, нежели следовало; как бы то ни было, но злополучные индусы, 
ввиду