Любой факт, который нам сообщали, должен быть классифицирован; нас учили 
воображать, как мы открываем определенный ящичек и помещаем туда этот факт. Мы 
должны были четко представлять весь ход поисковой операции, «видеть факт» в 
своем воображении и точно знать, где он находится, то есть в каком ящичке. 
После 
некоторой тренировки нам не составляло труда мысленно войти в комнату, открыть 
нужный ящик и вытащить из него требуемый факт, равно как и найти другие 
связанные с ним сведения.
   Наши учителя изобретали множество приемов, чтобы втемяшить в наши головы 
понятие и потребность в хорошей памяти. Они засыпали нас бесчисленными 
вопросами 
с единственной целью — сбить с толку. Вопросы были всегда неожиданными и не 
имели между собой никакой логической связи, ответить на них было очень нелегко. 

Чаще всего они относились к самым трудным страницам священных книг и задавались 

вперемежку с вопросами о медицинских свойствах трав. Забывчивость считалась 
самым непростительным грехом, и наказание следовало беспощадное. Времени на 
раздумья нам не давали. Например, учитель мог спросить: — Ну-ка, мальчик, скажи 

мне, о чем говорится в пятой строчке на восемнадцатой странице седьмого тома 
«Канджура»? Открой ящичек. Посмотри, что это за строчка?
   На ответ отводилось не более десяти секунд, и горе тебе, если ты ошибешься; 
ошибка, пусть даже самая незначительная, каралась так же жестоко, как и полное 
незнание. И все-таки это была хорошая система тренировки памяти. Ведь нельзя 
рассчитывать на то, что под рукой всегда будут необходимые справочники. Наши 
книги представляют собой кипы отдельных, не скрепленных между собой листов, 
заключенные в деревянные обложки в метр шириной и высотой до 40 сантиметров. 
Впоследствии я, конечно, понял, как важно иметь хорошую память.
   
   В течение первых двенадцати месяцев нам было запрещено покидать монастырь.
   Для тех, кто нарушал это правило, по возвращении ворота монастыря 
оказывались 
закрытыми навсегда. Это правило было характерной чертой Шакпори, где суровая 
дисциплина вселяла в сердце страх при одной мысли, что ты можешь оказаться за 
стенами монастыря. Я думаю, что я не выдержал и убежал бы, если бы мне было 
куда 
бежать.
   Однако через год мы привыкли к новой жизни.
   За весь первый год нам ни разу не разрешили поиграть. Мы работали без 
передышки. Слабые не выдерживали нервного перенапряжения и их отчисляли. Через 
некоторое время мы неожиданно для себя обнаружили, что разучились играть. 
Занятия спортом и физическими упражнениями были рассчитаны на то, чтобы 
укрепить 
наши мышцы и закалить организм, привить нам полезные практические навыки. С 
самого раннего детства я полюбил ходули. В монастыре мне позволили немного 
походить на них.
   У первых ходуль, которыми у нас начинает пользоваться ребенок, опоры для ног 

находятся на высоте, равной его росту. По мере приобретения опыта высота 
увеличивается и доходит до трех метров. Взгромоздившись на такие ходули, мы 
разгуливали по двору, заглядывали в окна и, в общем, всем надоедали.
   Мы обходились без балансировочного шеста. Переступая с ноги на ногу, как бы 
маршируя на месте, мы могли сохранять равновесие сколь угодно долго, не 
опасаясь 
падения, — требовалось лишь минимальное внимание. Разыгрывали мы и баталии на 
ходулях. Разбивались на две команды, в каждой по 12 человек. Потом 
выстраивались 
метрах в тридцати друг от друга и по сигналу сходились. Все это сопровождалось 
воинственными воплями, от которых сам сатана убежал бы без оглядки. Я уже 
говорил, что мальчишки из моего класса были значительно старше меня, но в этих 
сражениях маленький рост шел мне только на пользу. Я ловко сновал между рослыми 

и тяжелыми ребятами, выказывавшими некоторую неповоротливость, хватал их ходули 

и одну тащил на себя, а другую толкал в противоположную сторону. Таким простым 
способом мне удавалось повергнуть на землю большинство моих противников. На 
коне 
я был не столь удачлив, но там, где приходилось полагаться на собственные силы, 

я не был последним.
   Одно из важнейших применений ходулей — форсирование реки. Однажды я 
переходил 
речку на двухметровых ходулях, которые нашел на дороге. Берега речки были 
обрывистыми, брода поблизости не было. Я сел на берег, опустил ходули в воду и 
вошел в речку. У берега вода доходила мне до колен, а на середине — до пояса. В 

этот момент я услышал шум шагов на берегу. Со стороны, откуда я пришел, к реке 
спускался человек.
   Он шел быстро и, увидев меня на середине реки, решил, что здесь брод.