вы задумали бы выехать из города без подорожной, вас задержал бы дежурящий на 
заставе караульный офицер.
   В распоряжении этого офицера состоял нестроевой солдат, по тогдашней 
терминологии ИНВАЛИД (вовсе не обязательно увечный), который по его команде 
поднимал или опускал шлагбаум.
   В стихотворении «Дорожные жалобы», размышляя о том, как он кончит дни свои, 
Пушкин допускает и такое:
   …Иль мне в лоб шлагбаум влепит
   Непроворный инвалид.
   Итак, вы оплатили поездку, если этого не сделала казна, и оформили все 
документы. Заранее нанятый ямщик в обусловленное время приезжал с лошадьми к 
вам в дом или в гостиницу. Они впрягались в подготовленный вами собственный 
экипаж, и вы становились путешественником: следовали до ближайшей ПОЧТОВОЙ 
СТАНЦИИ (иначе – ПОЧТОВЫЙ ДВОР или ЯМ – отсюда и слово «ЯМЩИК»). Здесь путник 
предъявлял СТАНЦИОННОМУ СМОТРИТЕЛЮ подорожную, его записывали в особую книгу, 
после чего, при наличии свежих лошадей (а их иногда приходилось подолгу 
дожидаться: расписания не было), ехали до следующей станции, где повторялась та 
же процедура.
   Обстановка почтовых станций, хлопоты замученных станционных смотрителей, 
утомительное ожидание освободившихся лошадей, наглость высоких чинов или просто 
нахалов, требующих упряжки в первую очередь, тяжкие ночевки в неблагоустроенных 
и тесных помещениях – все это нам знакомо по многим литературным произведениям. 
«Обычные сцены: на станциях ад – / Ругаются, спорят, толкутся», – читаем в 
поэме Некрасова «Русские женщины». Зато «езда на почтовых» (на них именно летел 
Онегин к заболевшему дяде) была наиболее быстрой, в особенности же, если это 
были КУРЬЕРСКИЕ – лошади, приберегаемые для экстренных случаев, 
правительственных курьеров – фельдъегерей и особо важных персон.
   Разница в скорости между обоими видами образно отражена в попреке Иудушки 
Головлева племяннице Анненьке: «Ты вот на почтовых суп скушала, а я – на долгих 
ем».
   Третий способ – езда НА ВОЛЬНЫХ, или НА ОБЫВАТЕЛЬСКИХ. Тут уже не 
требовалась подорожная, но цена была гораздо более высокой. На почтовой станции 
вы нанимали по договоренной цене ямщика из местных жителей, с лошадьми, который 
вез вас до ближайшей станции, где нанимались новые лошади с ямщиком. В этом 
случае экипаж мог принадлежать не ездоку, а ямщику, что стоило, конечно, много 
дороже. Иногда этот способ передвижения назывался ездой НА СДАТОЧНЫХ, а лошади 
и кареты – ЯМСКИМИ. Возле почтовых дорог располагались деревни с ямщиками, 
обычно – оброчными крестьянами, ведал ими ЯМЩИЦКИЙ СТАРОСТА.
   И, наконец, четвертый способ передвижения стал возможен только начиная с 
1820 года, когда между Петербургом и Москвой стал регулярно ходить рейсовый 
экипаж – ДИЛИЖАНС. Вскоре дилижансы стали курсировать и по другим маршрутам 
между крупными городами. Путешественники вначале негодовали: в отличие от 
старых возков или кибиток, где можно было лежать, в дилижансах приходилось 
только сидеть, притом в тесноте. Отсюда дилижанс (от франц. «diligence») 
насмешливо перекрестили в НЕЛЕЖАНС или СИДЕЙКУ.
   В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» Пушкин отмечает удобство 
«поспешного дилижанса» по сравнению с прежней почтовой каретой. С прокладкой 
шоссе рейс между двумя столицами – 726 верст – дилижанс стал проделывать в двое 
суток с половиной, вместо четырех – четырех с половиной на перекладных до того.
   Мест в дилижансе было зимой четыре, летом – шесть. Дилижанс запрягался 
четырьмя лошадьми в ряд. Что касается почтовых лошадей, то по закону, в 
зависимости от чина и должности заказавшего, количество лошадей составляло: до 
трех – для неслужащих и чиновников низшего ранга, до 20 – для особ I класса 
табели о рангах. Важный сановник Каренин получал прогонные деньги на 12 лошадей.

   Рассказчик в повести Пушкина «Станционный смотритель», титулярный советник, 
указывает: «Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за 
две лошади».
   Даже для собственных экипажей количество лошадей строго регламентировалось в 
зависимости от чина и сословия владельца. Купчиха Большова в комедии 
Островского «Свои люди – сочтемся!» говорит о своей дочери, мечтающей выйти 
замуж за дворянина: «Только бы ей в карете ехать шестеркой». На что муж ее 
замечает: «Поедет и парочкой – не велика помещица!» Незначащий, казалось бы, 
разговор, однако за ним – существенные исторические реалии: ШЕСТЕРКОЙ в 
дореформенное время разрешалось ездить только дворянам, купцам же – не более 
чем на одной паре лошадей.
   Скорость движения почтовых экипажей составляла зимой не более 12 верст в час,
 летом – 8-10, осенью – не более 8 по немощеной дороге. В сутки проезжали 
100-150 верст. Только фельдъегеря обязаны были ехать «столь поспешно, сколько 
сие будет возможно», и иногда проделывали в день 200 верст.
   В наш век сверхскоростей любопытно узнать, что называлось в старину 
нормальной скоростью, а что повышенной. В «Братьях Карамазовых» Достоевского 
узнаем, что Дмитрий «проехал до Мокрого на тройке час с четвертью при 
расстоянии 20 верст с небольшим». Если принять эти «20 верст с небольшим» за 23 
километра, то ехал он со скоростью чуть более 18 километров в час, при этом 
«быстрая езда как бы вдруг освежила Митю». Ничего себе быстрая езда!
   Ямщик Балага в «Войне и мире», которого Анатоль Курагин нанял для того, 
чтобы увезти Наташу Ростову, «любил эту безумную езду, по восемнадцать верст в 
час», то есть 19 километров с небольшим. Какой помехой стал бы Балага на 
современных дорогах!