бездомными иванами скитаться по психушкам, размыкивая свои страхи по белым
халатам ласковых душеправов? Вряд ли здесь можно сказать что-нибудь
утешительное...
   Будем. История, в том числе и самых последних времен, не оставляет нам
никаких шансов услышать предостережение, и масса, от гласа которой зависит
исторический выбор, в любой момент может поднять знамя нового пророка, а
потом стенать и охать из-за того, что в слове "пророк" оказалось на одну
букву меньше. А посему "обеспокоенной" и крикливой интеллигенции лучше
забыть, что она совесть народа, пусть и подмоченная, и воспринять одну
простую, но важную мысль: массу (sic!) ни предостеречь, ни вразумить
нельзя - ею можно только с меньшим или большим успехом оперировать. Что,
собственно говоря, и делается в любой политической кампании под прикрытием
фигового листка заботы и наставничества.
   В математике есть понятие оператора и операнда. Оператор - это тот,
кто, а операнд - тот, кого или кем. Я оставлю в стороне вопрос об
операторах:
   от жрецов, магов, героев и мессий через императоров, царей, фюреров,
дуче и "вождей" - к мировым заговорам и ОБСЕ. Восходящим ряд не назовешь.
Что ж, кесарю - кесарево, оператору - операндово. Поэтому от племен,
народов и наций мы, посредством демократии, приходим к массе и далее - к
вершине социальной абстракции - электорату. От вековых традиций, глубинной
обрядности - к избирательным урнам, от надежды быть услышанными - к праху
шуршащих бюллетеней. При всем при том, демократия может быть властью
народа - но только там, где есть то, чего власть - народ. Электорат же
обязан довольствоваться электией из чабана и пастуха.
   Проклятье переходных времен заключается в том, что народа уже нет, а
электората - еще; и котел истории распирает масса, самый реагентный
компонент в процессе общественной трансмутации. Эта масса, подогретая
огнем страданий и обид, становится чрезвычайно восприимчивой к новому
логосу и амбивалентной к его знаку. Тогда крохотное семя, скажем, в виде
ефрейтора с пронзительным взглядом и косой челкой, в этом котле
разрастается до исполинской фигуры вождя, который призван пустить время
галопом или обратить его ход: цель одна - создание (воссоздание) народа по
образцам гипотетического светлого будущего или мифического прошлого.
   Демиург Третьего рейха, Адольф Гитлер, в качестве инструмента нового
творения выбирает древнегерманский эпос, Вагнеровские оперы, расовые
теории Гобино, Чемберлена, Либенфельса и мадам Блаватской; карнавальную
практику большевистской России и орденский принцип организации партийной
элиты. Даже такое далекое историко-географическое явление как Орда, и та
нашла свое место в нацистской иерархии власти. Вспомним еще одного
демиурга, ковавшего в Гулаговских кузнях "человека нового типа". От
частого сравнения двух вождей уже рябит в глазах, но в их политических
портретах, рисуемых уполномоченными исследователями все отличия свелись к
форме усов, главное же - забылось. Феномен Гитлера - результат
демократического выбора масс, а лидерство Сталина - итог внутрипартийной
борьбы.
   В эпоху становления нацистского государства верховенство Гитлера было
абсолютным, "ночь длинных ножей" нельзя рассматривать как устранение
конкурентов в борьбе за власть. Рем и его штурмовики мешали не фюреру - а
СС, лично Гиммлеру и высшему военному командованию. Гитлер предпочел
профессионализм и дисциплину стотысячного рейхсвера трехмиллионной банде
штурмовиков, анархическому хутору СА - строгую архитектуру СС.
   Что касается Сталина, то в лице старых большевиков, отец народов
уничтожал принципиальную нелегитимность большевистской власти, свидетелей
ее далеко не героического происхождения. У мифа нет и не может быть живых
очевидцев, ему не нужны апологеты, тем более - критики. Миф не нуждается в
доказательствах, в нем просто живут.
   В противовес большевистскому мифу светлого будущего со всеобщим
равенством, патронируемым вождем, объединившем в себе черты солнечного
божества и мистического праотца, миф национал-социализма обращен вспять -
к героическому прошлому ариев - и принципиально отстаивает идею
неравенства с ярко выраженным превосходством нордической расы и, прежде
всего, германцев. Заметим, что господство нордического сверхчеловека не
устанавливается, а восстанавливается, сам же "белокурый бестия"
дистиллируется в процессе биологического скрещивания особей, сохранивших в
своих хромосомах арийские гены. Нацистский вариант "общего дела" извлекал
совершенного предка не из могил, а из крови. Гиммлер, шеф СС, в силу своих
фермерских привычек выводил сверхчеловека наподобие новой породы рогатого
скота. С этой целью высшее руководство СС контролировало все браки своих
членов, поощрялось даже рождение бастардов, разумеется, от образцовых
самцов "черного ордена". Налицо еще одно различие в методах двух
диктаторов: Сталину годился любой материал для "человека нового типа" -
вся надежда возлагалась на перековку. Человек, заметим, был не последним
звеном в нисхождении принципа "перековки": Лысенко довел методы воспитания
до уровня растений, и странно, что не нашлось металлурга, который бы стал
"воспитывать" металлы. Гитлер в выборе исходного материала был более
щепетилен, при этом расширение шло не по горизонтали, как в Советской
России (господство пролетариата всех стран), а по вертикали (все арийцы -
класс господ). Таким образом, общественные противоречия, по крайней мере в
теории, снимались общей для всех социальных слоев целью - установлением